Читать книгу - "В прыжке - Арне Свинген"

Я надеялся, что все пройдет лучше. Попытался произнести это громко и отчетливо. Но кто-нибудь наверняка назвал бы это бормотанием. Зато я сказал: «Простите» – волшебное слово, над которым так заморачиваются учителя. Однако сегодня оно будто утратило силу. Наверное, потому что сказал я его учителю, а не ученику.

Ученики, когда просят друг у друга прощения, хотят положить конец какой-нибудь склоке и порадовать взрослых. Но обращаясь к самим взрослым, такое надо произносить искренне. Как бы мне хотелось быть искренним.

Мы стояли в кабинете директрисы, которая в очередной раз сообщила, что понимает, насколько мне трудно. Учитель предложил мне перейти в другой класс, но директриса, «тщательно все обдумав», решила дать мне еще один шанс. Последовала длинная лекция: надо понять, что подобные выходки повторяться не должны. Одежда, вымазанная синей краской, та же краска в глазах и во рту – это никому не понравится. И вообще опасно для здоровья. Одежду учителю пришлось выбросить, а на лбу красноречиво белел пластырь.

Странно, но когда он заговорил про выброшенную одежду, мне стало стыдно. Может, это были его любимые брюки и рубашка, которые ему особенно шли, а теперь их пришлось выкинуть. Но вот услышав про краску, попавшую в глаза, я ровным счетом ничего не почувствовал. Что-то у меня с совестью не то.

Когда на перемене меня наконец отпустили, вся школа сбежалась обсудить эту историю. За время моего отсутствия выходка с краской словно раздулась до каких-то невероятных размеров. Теперь я был не просто мальчишка с револьвером, но и опасный придурок, гроза учителей и школьная знаменитость – уверен, за все существование школы едва ли кого-то обсуждали больше.

К нам будто Джастин Бибер пожаловал. Конечно, я не умел петь, зато раскрашивал людей и стрелял в них. И похоже, кое-кто решил, что это лишь начало. Как сказал один мальчик на год младше: «Ты станешь настоящей легендой». Звучит многообещающе, однако больше подобного такого я делать не собираюсь. И если в голову опять не стукнет, скорее всего, ничего и не случится. Лучше бы так оно и было.

Юаким протолкался вперед и спросил, в порядке ли я. По-моему, Юаким отличается от остальных в этом мире тем, что задает вопросы, ответы на которые ему действительно интересны. Я ответил, что в порядке, просто слегка не по себе. Юаким потянул меня в сторону, подальше от остальных.

Остановились мы возле забора. Пара метров вверх – и ты на свободе.

– Ну как, узнал еще чего-нибудь про гашиш? – спросил он.

– Пока нет. Но дед сказал, что папа занимался какими-то сомнительными делами, потому что он сам был ему плохим отцом. А ты выяснил чего-нибудь?

– Не-а.

– Следователи из нас не очень, да?

Не ответив, Юаким задумчиво помотал головой, будто решал сложную задачку. Сериалов я пересмотрел достаточно и знаю: чтобы разговорить кого-то, нужно им угрожать, звонить, преследовать и раздобыть оружие. Мы с Юакимом были не из тех, кто умеет запугивать преступников. Никаких связей среди бандитов, даже гашиш никогда не видели. И по идее, я должен был знать о папе все на свете, но не знал почти ничего.

– По-моему, надо обыскать твой дом, – сказал Юаким.

– А вдруг мама с Бертиной туда уже переселились? К тому же дед после школы должен забрать меня.

– Начинать надо оттуда.

Он прав. Бывает, люди устраивают тайники в стенах и в полу, на потолке и за зеркалами, в вентиляции и в бачке за унитазом. Они прячут вещи там, где никто и не подумает искать. Я пообещал выбрать подходящее время. Но это значило, что мне придется разговаривать с мамой и, похоже, просить деда отвезти меня к ней.

С последним, насколько я понял, могли возникнуть трудности, потому что после школы никакого деда у ворот я не увидел. И его «ведра с гвоздями» – тоже. Я позвонил ему на мобильник, ответа не было. В конце концов я начал думать, что придется ночевать в школе.

Ясное дело, мне следовало бы сделать за это время уроки или проработать в уме разные версии случившегося, но как раз в тот момент мне почему-то больше захотелось кидать в школьную стену камни. Разбитое стекло могли записать в новые преступления, но я в основном промахивался. А когда камни почти закончились, с дороги послышалось громкое бибиканье. Высунувшись из окна, дед повторял:

– Прости, ох, прости, – и принялся долго и путано оправдываться: встретил приятеля, они несколько раз сыграли в покер, перекусили, а часы сломались и отставали.

По дороге дедушка клялся, что непременно загладит вину, даже если надо будет пожертвовать рукой и ногой. Картина показалась мне страшноватой, и я сказал, что мне надо заехать домой, пока мамы с Бертиной там нет. Не может ли он меня отвезти, заодно Юакима захватить, а потом подождать на улице. Деду вся эта затея показалась сложной, он попросил меня напомнить об этом как-нибудь потом.

– Нет, надо сегодня, – уперся я.

– Но ко мне сегодня подружка придет.

– Ты сказал – рукой и ногой, да?