Читать книгу - "Синий треугольник - Владислав Крапивин"

— Вот электричества только нету… А постель стоит по червонцу за комплект.

Я взял три комплекта. И потом оказалось, что зря: брат и сестра заявили, что лягут на одной полке, чтобы разговаривать ночью (столько времени не виделись!). Я попробовал внушить им, что это неловко.

— Да чего неловко-то? — хихикнул Ерошка. — Мы с рождения в одной коляске спали.

— Мы ведь близняшки, хотя и непохожие, — добавила Еська.

— Я не про то. Свалитесь же, узкая полка-то.

— Мы тоже узкие, — рассудил Ерошка, развешивая мокрый костюм на поручнях под багажными сетками. Они решили устроиться на нижней койке. Я развернул свою на верхней, наискосок от их «лежбища». Но ложиться было, конечно, рано. Солнце из-за реки косо светило в широкое окно без шторок.

Судя по тишине в вагоне, жильцов здесь, кроме нас, нынче не было.

Я пошел к тете Кнопе в служебное купе. Спросил, нет ли в вагоне или поблизости продуктовой лавочки.

— Нету, голубчик, — завздыхала тетя Кнопа. — Наверху, на берегу, есть хлебный киоск, только он до семи. А у нас вон только будочка в кустах, это если надо по своим делам. Потому как вагонный санузел в стоячем режиме не работает…

Узел-то узел, а как быть с ужином? Ладно, я потерплю, а ребятишки? Связался с младенцами, значит, должен заботиться…

— Голодные, что ли, путешественники твои? — понимающе сказала тетя Кнопа. — Сын и дочка, небось?

— Близнецы, — уклончиво сказал я.

— Ладно, ступай к себе…

Я послушался, а тетя Кнопа скоро принесла ржаной каравай, литровую банку с молоком и три стакана.

— Вот, заморите червячка. С этим дотерпите до утра…

— Вот спасибо-то!.. — возликовал я. — Сколько мы вам должны?

— Да чего там «должны». Ешьте-пейте на здоровье… — И она тихо прикрыла дверь.

Мы стали есть и пить. С отменным аппетитом и удовольствием. И ко мне вдруг пришло то ощущение ласковости, какое впервые я испытал в полусказочном детстве, в мастерской Гольдштейнов. И потом испытывал в снах, из которых притащил к себе в дом Синего Треугольника. Это была не просто ласковость, а ощущение покоя и уверенность, что в ближайшее время не случится ничего плохого. По крайней мере, в этот вечер…

Солнце наконец ушло за дальний берег. Мы по очереди прогулялись до будочки и стали укладываться.

Я внушительно предупредил:

— Если будете шептаться, то негромко. Потому что спать хочу.

— Ага, — дружно выдохнули близняшки. И не легли, а уселись на полке рядышком, с ногами. Завернулись в одну простыню. И сразу — шу-шу-шу… Потом Еська деликатно спросила:

— Так — негромко?

— Нет… А что у вас за разговор, если не секрет?

— Не секрет, — объяснила она. — Просто мы рассуждаем: что будет, если вдруг вагон куда-нибудь поедет?

— Куда он поедет, если с двух сторон тупики, — снисходительно сказал я. И сразу уснул.

Но вагон поехал. Ночью, сквозь сон, я ощущал потряхивание, колеса знакомо постукивали на стыках. Разлепив на секунду ресницы, я видел, как желтыми бабочками пролетают отблески фонарей. И это меня почему-то не удивляло. Ребят — тем более. Они крепко спали, уткнувшись друг в друга носами. Возможно, мне все это снилось.

А потом приснился сон, который и до той поры я видел несколько раз. И однажды даже записал в своем дневнике.

Пользуясь возможностями мемуарного жанра, я приведу здесь эту запись. Зачем? Сам не знаю. Возможно, потому, что сон этот — в той же тональности, что и события, о которых только что писал. Хотя он и не укладывается в сюжет.

«3.04.97.

Проснулся рано, до шести, удивился, что еще темно, и уснул опять. И увидел сон из многолетнего цикла своих снов, который я называю просто — «Про Город». И про который знаю, что это не просто сны.

Виделось вот что. Я задержался в отряде, в «Каравелле». Особых дел там не было, я сидел в одиночестве в кинолаборатории и писал в синей общей тетрадке новую повесть (как всегда во сне, прекрасно осознавал содержание, а проснулся — и забыл). Что-то связанное с мушкетерами, потому что иногда я заглядывал в книгу «Три мушкетера» — для каких-то уточнений.

Потом меня отвлекли, позвали зачем-то. Я подумал: не забыть бы тетрадку. И все-таки забыл. Вспомнил о ней, когда пришел домой. Дома была мама. И как это здорово, что она опять со мной — ласковая такая и даже помолодевшая (и теперь — я надеялся! — будет со мной всегда). Только она была грустновата. Я забеспокоился, спросил: не заболела ли опять? Но мама сказала, что все в порядке… Однако радость никогда не бывает полной. Ее, эту радость, стала подтачивать тревога за оставленную тетрадку. Вдруг ребята ее засунут куда-нибудь — не найду потом. И прощай новая повесть!

— Мама, я съезжу в отряд! Я быстро!

Мама не спорила, поняла, что для меня это важно.

Были сумерки. Я надеялся поймать такси или частника, но на улице не было ни одной машины. И тревога росла. Тем более что я вспомнил: оставил не только синюю тетрадку с повестью, но и книгу «Три мушкетера» — новенькое издание в золотой «рамке».

Я пошел пешком. Да, далеко, но что делать!

По дороге вспомнил, что у меня ключ только от внешней отрядной двери, а ведь внутренний тамбур и кинолаборатория наверняка тоже заперты. Надо бы вернуться, взять ключи в ящике. Но я ушел уже далеко от дома. И я решил: ладно, найду, может быть, дубликаты ключей в сенях, в тайнике.

В том, что я найду ключи, уверенности не было, и тревога царапала меня. А ночь сгущалась. Это была уже поздняя ночь. Я долго шел по каким-то полузнакомым пустым улицам. Горели редкие оранжевые фонари.

Город становился иным. Наполовину он оставался Екатеринбургом, а наполовину был уже Тюменью. Я оказался где-то в районе улиц Первомайской и Володарского, недалеко от своей бывшей школы № 25. И вдруг погасли фонари, упала густая тьма. Почему?

«Ах да! — вспомнил я. — Есть же указ городского начальства выключать уличный свет под утро. В целях экономии».

Но почему выключили, когда еще полный мрак?

Тьма была, однако, не страшная. Мягкая, ласковая, пушистая. До этой минуты стояла холодная весенняя ночь, и вдруг дохнуло летом.

Я, забывая о тревоге и радуясь теплу, прошел в темный квартал, свернул за угол, и сразу наступило утро.

В конце улицы поднималось малиновое солнце. По влажным крышам побежали блики.

«Вот что значит настоящая весна! — подумал я. — Как стремительно наступает день!»

Я уже не помнил о тетради. Тем более что она осталась в Екатеринбурге, а теперь была явная Тюмень. Но не просто Тюмень, а Город из снов — мой Город. И я знал, что мне нужно отыскать улицу Внуковскую, дом десять. Там какой-то детский клуб, куда я обещал зайти, чтобы договориться о встрече с читателями.