Читать книгу - "Рыжее знамя упрямства - Владислав Крапивин"

Мы с ним часто бродили вдвоем — под неяркими желтыми фонарями, вдоль газонов, от которых пахло пожухлой травой, мимо светящихся витрин… Мама уже стала спрашивать:

— Ты почему это, голубушка, раз за разом являешься все позже?

Я честно отвечала, что мы с Пашкой гуляем и обсуждаем корабельные дела. Мама сокрушенно качала головой и говорила, что обсуждения следует кончать раньше.

Илья однажды сказал:

— Куда денешься от логики вещей? Это должно было наступить.

Но он ошибался. Ничего этого у нас с Пашкой не было. Никогда я о нем не думала как о кавалере, ухажере, как… о “бойфренде” каком-нибудь.

Нельзя сказать, что я не размышляла о парнях вообще. Всякие бывали мысли, никуда не денешься. И порой во сне… ну, честно говоря, виделись всякие “заморские принцы”.

…Илья как-то высказался (давно еще), что я, когда читаю “Алые паруса”, воображаю себя не Ассолью, а капитаном Греем. Я и не стала спорить (тоже мне провидец!) Илья сказал чушь. Я себя воображала именно Ассолью, которая ждет корабль с алыми марселями и брамселями. И… как юный Грей выпрыгивает из шлюпки на песок и… но это были именно мечты. И сны. А реальный Пашка — деловитый, очкастый, коренастый — был из здешнего мира, из более близкого. Мне с ним было спокойно и хорошо. Хотя порой сердце замирало и перестукивало, когда нас вдруг одновременено осеняла идея о каком-нибудь небывалом фрегате для пересечения границ вселенной…

В общем ничего такого я к Пашке не испытывала. Ну… разве что в самой глубине души. Но в эту глубину я заглядывать побаивалась. Даже запрещала себе, чтобы чего-нибудь в нашей дружбе не нарушить…

Лючка однажды спросила:

— Скажи честно: ты с ним ни разу не целовалась?

Я вытаращила глаза.

— Тьфу, — сказала Лючка. — Он кажется, такой, как Стаканчик… то есть Никита. С пониманием, как у Лоськи…

Я знала, что Лючка и Стаканчик иногда бродят вдвоем, как мы с Пашкой, а бывает, что сидят у нее дома и слушают кассеты со всякими современными группами. Мне и Пашке эта музыка была “до клотика”. Пашка признавал только музыку Вивальди, записанную на фоне шума прибоя — была у него такая кассета. По правде говоря, я подозревала, что без этого плеска и рокота волн мелодии Вивальди ему были бы не интересны, а тут в наушниках — прямо настоящее море, которого Пашка на самом деле никогда не видел. (А я видела — когда мне было шесть лет, мы всей семьей ездили в пансионат недалеко от Сочи). А еще Пашка любил всякие морские песни. У него было несколько кассет с песнями про матросов и корабли. Была среди песен и та, что понравилась Стаканчику в клубе “Паруса надежды” — “Прощайте, Скалистые горы…”

Однажды, когда мы с Пашкой брели по улице Гоголя и говорили о преимуществе бригантин перед бригами, Стаканчик попался нам навстречу. Было зябко, он кутал тонкую шею пушистым шарфом и тащил продуктовую сумку. Судя по всему, не легкую.

Ну, конечно: “Привет!” — “Привет!” — “Ник, это Пашка Капитанов!” — “Да, я догадался. Гуляете?” — “Гуляем. А ты? Хозяйством занимаешься?” — “Приходится. Послали за всякой едой…”

Мы пошли вместе. Стаканчик легко так, без усилий включился в “парусный” разговор. И не заметил, как прошел мимо своего дома на улице Чкалова и оказался на нашей улице Машинистов, у моего подъезда. В общем, получилось, что они с Пашкой вдвоем проводили меня…

Через неделю Пашка сказал:

— По-моему, Ник Стаканов парень что надо.

— Ты так быстро это понял? С одной встречи?

— Почему с одной? Он заходил ко мне раза два… или больше.

Во как! А мне ни словечка не говорили!.. Но я не стала дуться. Тем более, что Пашка продолжал:

— Жень, у тебя ведь остались еще две монетки с кораблями? Дала бы одну Нику. Вроде бы как… наш человек…

И я на следующий день дала. Когда Лючка, я и Стаканчик шли из школы.

— Вот… Как талисман “корабельного братства”. Конечно, это не “Паруса надежды”, пилоток и нашивок нет, но… все же…

— Зато отжиматься не заставят, — добавила Лючка.

Стаканчик, видимо, уже знал о наших талисманах — может, от Люки, может, от Пашки. Он просто засветился весь, часто задышал от смущенья. Стал, конечно, как розовый фонарь.

— Я… спасибо… Это какое судно?

— Трехмачтовый барк “Джемини”. Значит, “Близнецы”. Такое созвездие…

Стаканчик засветился еще сильнее.

— Тогда совсем хорошо. Наверно, это счастливое совпадение. Потому что я тоже “близнец”, родился под этим знаком…

После того случая мы часто стали собираться вместе. Пашка, Люка, Стаканчик, Лоська и я.

…Видеться с Лоськой было теперь труднее, чем с остальными. Он учился во вторую смену. Если бы в нашей школе, то еще ничего, можно было бы встречаться между сменами, но он ведь ходил в другую, рядом со своим домом. А от моего дома и до него знаете сколько топать!

И все же мы с Пашкой несколько раз сумели побывать у него дома. По вечерам.

Лоська радовался. Показывал коллекцию календариков, на которых были разные животные — больше всего собаки и кошки. Иногда жаловался мне: “Только не найду такого кота, чтобы на Умку был похож…”

Мне сперва казалось, что у Лоськи нелады с учебой. Думала: раз такой разгильдяй и неряха, значит, и двойки должен хватать непрестанно. Однажды не выдержала, спросила в упор. Он сразу учуял мое беспокойство. Слегка удивился:

— Ты думаешь, я двоечник? Я нормально учусь. Даже почти без троек.

И я вдруг поняла: а чего ему не учиться? Если книжки читает запоем, значит прочитать в учебнике что задано — для него раз плюнуть. Память хорошая. В математике тоже должен соображать, раз в шахматах так разбирается. Лоськина мама — Елена Григорьевна — тоже потом подтвердила:

— У него с уроками-то никогда трудностей нет… Другое дело, что в классе с ребятами никак дружбу не заведет. Учительница говорила: все в сторонке от других.

— Обижают, что ли? — напружиненно спросил Пашка. Разговор был без Лоськи (он еще не пришел из школы).

— Похоже, что не обижают. Только ни в какую компанию не берут. У них там в пятом классе ребята на несколько приятельских групп разделились, а он ни с кем…

“Может, и слава Богу, — подумала я. — Знаем мы эти приятельские группы…”

А Елена Григорьевна жаловалась дальше:

— И летом он такой же — то с книжками сидит, то по улицам бродит в одиночку. Это пока с вами не подружился. Я теперь нарадоваться не могу, а то вся душа изболелась: сама весь день кручусь на работе, а он неизвестно где… А уроки что! Он их — щелк, щелк и готово. И опять нос в книжку про зверей. Я думаю — ну и ладно. Не болел бы только. А то опять три ночи подряд кашлял не по-хорошему.

Я тоже замечала, что Лоська покашливает последнее время. Пашка тут же пообещал, что возьмет у бабки снадобье, которым натрешься — и всякий кашель долой. Проверено, мол…