Читать книгу - "Школьные рассказы - Тамара Крюкова"

Женька знал, что Синицына совсем не умеет врать. Если она проговорится – конец. Призвав на помощь всё своё красноречие, Женька преданно посмотрел в глаза учительницы и отрапортовал:

– Мы тут хомяков кормили. Только Синицына совсем ни при чём. Она даже и не хотела вовсе. Она говорит: «Не надо, Таисия Ивановна не разрешает». А я заладил: «Давай покормим, давай покормим». Так что Синицына не виновата. Наказывайте меня.

Он так трагически склонил голову в ожидании кары, что учительница просто не могла не оценить его благородства. Она улыбнулась и снисходительно кивнула.

– Ладно, джентльмен, на первый раз прощаю. Но больше этого не делайте. Их нельзя перекармливать, иначе можно только навредить.

Лёха сидел в шкафу в ожидании, когда его выпустят из заточения, с тоской вслушиваясь в гомон голосов. Класс заполнялся ребятами. Близилось начало урока, но Лёха не терял надежды, что Женька придумает, как его освободить.

И тут раздался звонок. Ждать дольше было нельзя. Лёха толкнул дверь и с ужасом понял, что заперт. Только теперь узник в полной мере осознал трагизм своего положения. Ему не оставалось ничего другого, как сидеть весь урок в шкафу.

Лёхе повезло, что в двери была замочная скважина. Обзор, который предлагало это единственное оконце, связывающее его с внешним миром, был весьма жалким, но к своей радости Лёха обнаружил, что за партой, стоящей как раз рядом со шкафом, сидят Женька с Синицыной. Конечно, это мало помогало ему в теперешнем положении, но все-таки как-то обнадеживало.

Таисия Ивановна сделала перекличку.

– А почему нет Потапова? – спросила она.

У Лёхи сжалось сердце. Казалось, никогда ещё ему так мучительно не хотелось присутствовать на уроке. Он услышал голос Женьки.

– Он к врачу пошёл. У него уши болят.

Уши у Лёхи и правда болели. Но не настолько, чтобы он не услышал, как учительница с сомнением проговорила:

– А мне казалось, что я его сегодня видела. Может, он приболел оттого, что я наметила его спросить?

Когда Лёха услышал о планах Таисии Ивановны, его желание посетить урок сильно поколебалось. Во всяком случае, неизвестно, что лучше – иметь в журнале «нб» или «двояк». Теперь Лёхе было немного легче смириться со своим незавидным положением. Он притулился к стенке и стал ждать.

Казалось, урок тянется целую вечность. Лёха сидел, согнувшись в три погибели. Ноги у него затекли, шею ломило. Он попробовал пошевелиться и расправить плечи, но тут задел головой полку. Один штырёк, поддерживающий её, расшатался и держался на честном слове. Лёха осторожно отодвинулся назад, но в этот момент небольшой кусок штукатурки прямо возле штыря отвалился от стенки, полка хряпнула и опустилась прямо Лёхе на плечи. К счастью, звук был не очень громкий. Но главное, что услыхав шум в шкафу, Женька не растерялся. Он тотчас сбросил на пол учебник, так что повернувшись к классу от доски, Таисия Ивановна встретилась с его невинным взглядом.

– Простите, я нечаянно, – искренне сказал он.

Молча покачав головой, биологичка продолжала рисовать на доске схему круговорота воды в природе. Стоило ей отвернуться, как Женька бросил в сторону шкафа испепеляющий взгляд. И о чём там только Лёха думает!

А Лёха думал о том, чтобы устоять. Он уже не сидел как барон, развалившись на венике, а скрючившись стоял и, подобно античному атланту, плечами поддерживал злосчастную полку. Силы героя быстро иссякали, и он понимал, что до конца урока ему никак не дотянуть. И тут в шкафу раздался грохот.

На этот раз нужно было уронить по меньшей мере с десяток учебников, да ещё хорошенько по ним наподдать, чтобы звук выглядел правдоподобно. И Женька сдался.

Взгляд Таисии Ивановны ничего хорошего не сулил.

– Что там в шкафу? Лена Синицына, ну-ка открой, – сказала она.

Синицына поднялась и на трясущихся ногах шагнула к шкафу. Она открыла створку, и зрелище, представшее её взору, до конца дней запечатлелось у неё в памяти. Перед ней было лицо, вернее даже не лицо, а то, что от него осталось. Скальпа не было, а вместо кожи зияли кровавыми ранами мышцы.

– Скальп снял… – прошептала она и стала медленно сползать на пол.

Только после того, как Синицыну откачали, открыли другую половинку шкафа, где под таблицами был погребен Лёха. Потом Женька доказывал, что Лёха самый настоящий везунчик, ведь мало того, что он не ушибся, так ещё и треугольник разломился на две части. Может быть, насчёт везения Женька был прав, потому что когда Лёха увидел муляж человеческой головы с открытыми мышцами, он понял: ему в самом деле посчастливилось, что он не оказался рядом с таким ужасом в соседнем шкафу.

Правда, в кабинете директора фортуна Лёхе изменила, но Женька успокоил друга:

– Не бери в голову, Лёха. Все плохое когда-нибудь кончается. Жалко, конечно, что биологичка пригрозила на пушечный выстрел нас к кабинету не подпускать. Но ничего. Я на следующей неделе на уборку кабинета химии записался.

День вежливости

– Москвичёв, тебе конец, – сказала Синицына.

– С какой стати? – поинтересовался Женька, хотя смутно догадывался о причине.

– Петухов обнаружил, что целый день ходит со смайликом на штанах, и теперь ищет, кто изрисовал мелом сиденье его стула. В общем, ты теперь боксёрская груша.

Пренебрежительность в Ленкином голосе больно задела Женьку.

– Да я сам Петухова сделаю, – выпалил он.

Синицына окинула его оценивающим взглядом и насмешливо спросила:

– Ты что, тайный обладатель чёрного пояса?

– Мне никакой пояс не нужен. Грубая сила против интеллекта – ничто.

– Хотела бы я посмотреть, как интеллект убережёт тебя от фингала под глазом.

– Не веришь? Спорим…

Спор пришлось отложить, потому что в дальнем конце школьного коридора появился Петухов. Женька поспешно ретировался на лестницу. Ему почти удалось улизнуть, но Петухов разгадал его манёвр и загнал в угол. Несмотря на свирепое выражение лица своего преследователя, Женька просиял:

– О! Хорошо, что ты сам объявился, а я как раз хотел с тобой поговорить.

– Ну говори. Чистосердечное признание смягчает силу удара, – мрачно заметил Петухов.

Женька уставился на одноклассника невинным взором.

– Ты это о чём?

– Твоё художество? – Петухов снова отряхнул штаны.

– Сейчас разговор не об искусстве. Ты знаешь, что Синицына сильно унизила твоё достоинство?

– Думаешь, это она нарисовала смайлик? – опешил Петухов.