Читать книгу - "Герман - Ларс Соби Кристенсен"

Миновав питьевой фонтанчик, Герман вышел на улицу. По трамвайным путям струились листья. Кругом ни души. Герман – последний человек на Земле.

У Бондебаккен жирный черный кот перешел дорогу прямо перед ним и пролез сквозь изгородь. Кто-то упустил зонт, тоже черный, он кувыркался вниз по тротуару с переломанными спицами.

Внезапно Герман услышал странные шаги и перестал быть один. Из-под горки показалась Муравьиха, она в своей манере ползла в его сторону. Герман резко затормозил, шмыгнул за угол ближайшего дома и замер. Сердце сбилось с ритма, узел так вдавился в горло, что перехватывало дыхание. Муравьиха все ближе и ближе, он слышит ее шаги, и вот она – стоит на углу, отдыхает, повиснув на костылях, чтобы перевести дух, потом медленно поворачивает лицо к Герману, словно все время знала, что он тут стоит. Поверх шляпы Муравьиха натянула полиэтиленовый пакет, из ботинок торчат куски газеты. Она открыла рот, и Герман с удивлением понял, что Муравьиха умеет говорить.

– Почему ты меня боишься?

Герман сорвался с места, вихрем пронесся мимо нее, домчался до Гюльденлёвесгатен, усаженной деревьями, и рванул вверх по ней к Фрогнер-парку. Впереди показался конь без всадника, земля дрожала под копытами, крупное животное блестело в каплях дождя, а потом пропало среди деревьев. Герман подумал, что в такой день пропадает все, смывается дождем и утекает, и скоро его очередь исчезнуть, как исчезли зонтик, черный кот и конь.

И вот он снова под деревом, листья все облетели. Ветки скребут небо, будто костлявые черные пальцы, похоже на огородное пугало или на привидение в шкафу глубокой ночью, когда радио выключено во всех домах и погасили последнюю лампу. Герман огляделся: людей никого, одни статуи – огромные, серые, кургузые, они таращились на него оплывшими глазами. Он помчался назад, к мосту, прислонился к перилам. Плавали утки и лебеди без головы и шеи.

Герман вытащил железную расческу и что есть силы кинул ее.

– Врунишка-врунишка, голова как шишка!

Расческа описала дугу, разодрала дождь и тюкнула утку точно в темечко. Утка крякнула, побарахтала лапами и ушла под воду вместе с расческой. Но вскоре вынырнула и вразвалочку вышла на берег. Герман оглянулся на Злюку – тот стоял рядом и все видел, но Злюка не будет ябедничать, он друг, единственный друг. Тут Герман услышал шум с другой стороны и остановился как вкопанный. Это Руби, она уже заметила его, убегать поздно.

Руби подошла, стряхнула капли с волос и сказала серьезно:

– Ты уезжаешь?

Она показала на пакет.

– Возможно.

– А куда?

– В Адапазары.

– А с собой что взял?

Герман замялся.

– Спортивные тапочки, футболку и шорты.

Руби засмеялась и подошла на шаг ближе.

– Ты прогулял урок.

Герман молчал.

– Боров очень сердился.

– Ты шла за мной?

– С чего это мне ходить за тобой?

Этого Герман не знал.

– Идем, – позвала Руби.

Они спустились к воде. Руби сняла ранец и вытащила бутерброды. Потом оглядела пруд и поцокала. И сразу появилась утка, она вышла из воды, вперевалку притопала к Руби и принялась за хлеб с колбасой. Провозилась с едой довольно долго, потом возвратилась в воду и стала дрейфовать вдоль берега, загребая боком.

Руби повернулась к Герману.

– Это моя утка. У нее крыло сломано.

Неизвестно отчего Герман вдруг повеселел. Сел на размякшую землю, вытянул из-под подбородка узел и сунул его в рот. На вкус неплох. Утка лежала на воде тихо, кособоко – похоже, она дала течь.

Руби доедала бутерброды.

– Тебе не нравятся рыжие? – спросила она внезапно.

Герман закашлялся и выплюнул узел.

– Рыжие волосы?

Глаза у Руби стали совсем узкие.

– А у тебя правда плешь на голове?

Герман смотрел на нее, рыжие волосы вспыхивали, несмотря на дождь, они пылали как огромный нимб.

– Нет два раза!

– Дай посмотреть!

Она потянулась сорвать с него зюйдвестку. Герман вцепился в нее двумя руками, стал отбрыкиваться, Руби упала и откатилась в сторону. Встала в грязи на коленках и давай всхлипывать вперемешку с хохотом.

– Плешивый! Плешивый!

А потом молча поднялась, взобралась на взгорок и пропала за статуями.

Герман остался сидеть. Дождь все лил. Утка плавала, сужая круги. Он сидел, пока не закоченела спина и из земли не выползла темнота. Тогда он встал и мимо ресторана, где уже убрали стулья, вышел на площадь Фрогнер. И почти сразу зажглись фонари. Ветер гнал мокрый желтый свет по тротуару. Домой Герману идти не хотелось. Оставалось одно – идти к дедушке.

Дверь здесь никогда не запирается. Герман осторожно отворил ее и скользнул в темный коридор. Уже отсюда был слышен дедушкин сон, что-то пузырилось и лопалось меж тонких синих губ. Герман прошел дальше, в комнату, и сел рядом с кроватью. Вот дедушка, лежит – и ничего не поделаешь. Лицо у него цвета разбавленного водой молока, и с каждым годом оно все водянистее, еще немного – и дедушка станет невидимкой.

Но тут дедушка медленно повернул к Герману лицо, открыл глаза, попытался улыбнуться.

– Это ты, Герман? Я проспал целый день?

– Это я. Сегодня четверг.

– Дождь сильно льет?

– Снега пока нет, дедушка.

Они помолчали. На ночном столике сохла половина рыбной котлеты. Герман сунул ее в рот. По краям зачерствела и жесткая.

– Шапку снимать не будешь? – спросил дедушка.

– Оставлю, наверно.

– И правильно. Неровен час вихрь налетит.

– А сквозь балдахин дождь капает?

– Случается. Но обыкновенно в наших краях погода сносная.

Он нащупал плитку шоколада и протянул Герману. Они долго рассасывали свои кусочки, и цвет дедушкиного лица стал ярче.

– Дочь твоя врет.

Дедушка сглотнул, адамово яблоко заходило как акулий плавник.

– Что ты сказал?

– Дочь твоя врет. По-черному.

– Герман, ты это о своей маме?

– Она мне не мать. Меня прибило к берегу Осло-фьорда на круге, а она меня подобрала.

– Ты почему так сердишься?

– Не могу сказать.

– Ладно. Расскажешь в другой раз… В другой раз.