Читать книгу - "Последнее дело Лаврентия Берии - Сигизмунд Миронин"

Штат прокуратуры небольшой, поэтому мне самому приходилось часто выступать в судах. Только за 1937 год я поддержал обвинение по 161 уголовному делу и выступил по 28 гражданским делам. Я принимал участие в Нюрнбергском процессе, консультировал группу обвинителей и следователей от Советского Союза и не раз тогда встречался с заменившим Вышинского государственным обвинителем со стороны СССР Р. Руденко.

Услышав о Руденко, Берия почувствовал прилив гнева:

— Ладно, все понятно, будем считать, что по вопросу амнистии мы с вами договорились. О репрессиях и работе прокуратуры поговорим в следующий раз.

25 марта, 8 часов 2 минуты. Москва, улица Качалова

«Правда» сообщала, что в Корее идут активные переговоры о перемирии, хотя продолжаются бои местного значения. Была опубликована полностью речь Эйзенхауэра с его антисоветскими высказываниями и комментарии к ней. В театрах репертуар был такой: в Большом — «Борис Годунов», в Малом — «Иначе жить нельзя», во МХАТе — «Чужая тень». «Зачем нам знать, как живет ГДР? — покритиковал Берия. — Как будто своих проблем не хватает. Опять Агитпроп везде лезет?»

В Президиуме было принято постановление Совмина СССР по записке от 21 марта «Об изменении строительной программы 1953 года», которым министерствам и ведомствам поручалось разработать мероприятия по консервации или ликвидации строительства.

26 марта, 7 часов 7 минут. Москва, улица Качалова

Утром, выпив крепкого чая, Берия стал обдумывать неясности, связанные со смертью Сталина.

В этот момент ему принесли дело, которое он вел сам в 1945 году. Подняв материалы своего раннего расследования, Берия с удивлением припомнил, что тогда главными подозреваемыми у него проходили Мерецков, Хрущев и Жуков. Первые двое уехали из Москвы 21 июня, а Жуков смылся 23-го. Этим они себе обеспечили алиби. Берия арестовал Мерецкова уже 23 июня и два месяца продержал в СИЗО. Но в сентябре Сталин решил дать шанс опытным командирам искупить вину в боях и поставил Мерецкова командовать армией, и не ошибся. Тогда, в 1945 году, дело до их допросов не дошло. Сотрудники Берии просто беседовали с их сослуживцами. На Хрущева и Жукова ничего конкретного накопать не удалось, а потом Сталин заставил закрыть дело за давностью лет.

Картина складывалась такая. В 1946 году Жуков обнаглел и стал присваивать себе заслуги, а самое главное, как рассказал Абакумов, стал без устали тащить к себе на дачу трофейное барахло, как будто ему, маршалу, чего-то не хватало. Даже когда Сталин удалил от себя Жукова и выслал его в Одессу, вырвав из «хлебных мест» в Германии, он продолжал хапать и тащить барахло, поражая своей ненасытностью. Уже в августе 1946 года первый секретарь компартии Белоруссии и одновременно тамошний председатель Совнаркома Пономаренко обнаружил и приказал остановить шедшее через Белоруссию жуковское барахло. Тогдашний подельник, по словам Абакумова, маршала Жукова помощник Сталина Булганин подсуетился и сам доложил Сталину об этом, тем самым сняв с себя подозрения. Но он не простил этого Пономаренко и потом руками Сталина убрал того из Белоруссии, сделав ни за что не отвечающим секретарем ЦК ВКП(б).

На этом этапе он решил поговорить с министром финансов Зверевым. Берия на минуту задумался, а потом нажал на кнопку звонка и, когда адъютант вошел, попросил его устроить ему встречу с министром финансов Зверевым. Он не стал вызывать министра на Лубянку, а поехал к нему сам.

26 марта, 16 часов 14 минут. Здание Совета Министров

Когда Берия вошел в кабинет министра финансов, Зверев вышел из-за стола и поздоровался. Берия спросил:

— Арсений Григорьевич, не могли бы вы мне рассказать о своем разговоре с товарищем Сталиным 1 марта?

— Хорошо, — Зверев сел на стул и вытянул длинные руки. Затем он подробно все объяснил Лаврентию Павловичу: — Дело было так. В 1952 году национальный доход в СССР вырос на 11 %. Снова остро встал вопрос и о сельхозналоге. Можно было снизить налоги. Опять потребовалось провести большое исследование, чтобы доказать необходимость его пересмотра. В центральном аппарате находились люди, которые были убеждены, что Министерство финансов заблуждается. Товарищ Сталин даже обвинил меня в недостаточной информированности относительно материального положения колхозников.

— Большое спасибо, товарищ Зверев, — сказал Лаврентий Павлович, — хочу уточнить лишь одну вещь. Когда вам звонил товарищ Сталин?

— Поздно вечером 1 марта.

«Так, — подумал Берия, — значит, Хозяин поздно вечером 1 марта был еще здоров».

26 марта, 18 часов 3 минуты. Лубянка

Теперь пришла очередь исповедать Тимашук. Перед разговором с Тимашук Берия тщательно проштудировал дело Жданова. Это было даже не дело, а материалы, собранные группой Берии в связи со смертью Жданова. 25 июля С. Карпай сняла ЭКГ и обнаружила небольшую блокаду левого пучка проводящей системы сердца. ЭКГ не имела абсолютно типичных признаков свежего инфаркта, однако, несмотря на это, Жданова лечили, как будто у него инфаркт. 31 июля Карпай снова сняла ЭКГ и, к своему удивлению, обнаружила, что блокада исчезла. Жданову прописали абсолютный постельный режим в течение двух недель. 7 августа 1948 года Карпай сняла Жданову новую электрокардиограмму и уехала в отпуск. После пары недель он стал чувствовать себя лучше, и постельный режим отменили. Вплоть до 28 августа Жданову кардиограммы больше не снимали. В дневниках истории болезни Жданова написано, что с 18 по 30 августа его состояние стабилизировалось. Поскольку все стабилизировалось, персональный врач Жданова Майоров стал выезжать на рыбалку. 31 августа 1948 года Жданов был найден в парке с остановившимся сердцем. Ему было только 52 года.

Из материалов следовало, что на Валдае Жданову почти еженедельно снимали кардиограммы и никаких следов инфаркта до 27 августа у него не было. 27 августа у Жданова случился новый сердечный приступ, видимо, с болевым компонентом. По распоряжению начальника Лечсанупра профессора П.И. Егорова сам П. Егоров, В. Виноградов и В. Василенко вновь вылетели в «Валдай». Но на этот раз в роли кардиографа при них была не доктор Карпай, которая ушла в августе в очередной отпуск и тогда находилась на юге. Лидия Тимашук заведовала кабинетом электрокардиографии в Кремлевской больнице на улице Грановского и поехала вместо Карпай.

Кроме того, в дела имелась информация, что арестованный в 1953 году врач-терапевт Майоров на одном из допросов показал: «Вместе с Егоровым, Виноградовым, Василенко 28 августа прилетела Тимашук. Проведя электрокардиографические исследования, Тимашук сообщила мне, что она считает, что у Жданова инфаркт. Я ответил, что, согласно клиническим данным, непохоже… Однако она продолжала утверждать, что у Жданова все-таки инфаркт. Это озадачило не только меня, но и Егорова, Виноградова, Василенко…» Все четверо единодушно пришли к выводу, что Тимашук не права, и диагноз инфаркта миокарда не подтвердили, продолжая лечить Жданова от прежнего заболевания. Однако она продолжала отстаивать свою точку зрения, потребовала строгого постельного режима для больного.