Читать книгу - "Скандинавия глазами разведчика - Борис Григорьев"

В Лонгйербюене уже был новый губернатор О. Блумдаль, и мы с нетерпением хотели посмотреть на него вблизи, познакомиться как следует и установить по возможности дружеский контакт.

Новый сюссельман не разочаровал наших ожиданий. Он прибыл в сопровождении большой делегации на собственном корабле. В тёмную полярную ночь в консульство ввалилась толпа празднично одетых сотрудников конторы губернатора, администрации «Стуре Ношке», пастор Бъёрн (Миша) Сёренсен с супругой, врач, горный мастер и многие другие члены лонгйер-бюенского общества с жёнами, а также высокопоставленная делегация норвежского МИДа во главе с послом по особым поручениям Яном Арвесеном.

Боже мой, что это был за приём! Было великолепное угощение, спичи и ответные тосты, танцы русские в исполнении переводчика Сверре Рустада, танцы норвежские в исполнении дипломатов консульства, танцы общие с песнями и без оных. Сам сюссельман пустился в пляс и так «оторвал» «цыганочку» с женой директора рудника Натальей Соколовой, что сразу завоевал все симпатии русской части.

Посол по особым поручениям Арвесен, не желая отставать от Блумдаля, расстегнул фрак, сбросил его на пол и стал на коленях делать «выход» перед покорившей его женой секретаря консульства Аллой Таратенковой. Это было что-то!

Стены дрожали от украинских, русских и норвежских голосов, подхвативших «Катюшу», а потом «Из-за острова на стре-ясень», а пол гудел от дружного топота более сотни ног, вот-вот готовый провалиться. Во всём была такая искренняя непосредственность, такая истовая упоённость, что мне почему-то пришла в голову гоголевская сцена из «Мёртвых душ» с описанием провинциального бала у губернатора и крылатая фраза классика: «...И пошла плясать губерния!» Но сам я тоже находился под влиянием охватившего всех настроения.

Вероятно, мы все присутствовали на последнем приёме в российском загранпредставительстве по случаю годовщины революции...

Время было глубоко за полночь, но никто из гостей не хотел уходить. Пришлось сюссельману употребить власть и напомнить гостям о долге вежливости. Разгулявшиеся «норги» стали нехотя одеваться, а когда настала минута прощания, сердце главного врача лонгйербюенской больницы не выдержало, и он стал опять раздеваться. Он поверил шутливой фразе Еремеева о том, что желающие могли остаться в консульстве на всю ночь.

— Я не хочу уезжать домой! Я хочу остаться с моими русскими друзьями! — заявил он, чуть не плача.

Его, как ребёнка, пришлось уговаривать старшему полицейскому Юнссону и заботливой супруге.

Норвежцы пригласили нас на ответный приём, традиционно устраиваемый губернатором в предрождественские дни. На этот приём наша делегация приехала с подарками, заранее зная, что норвежцы тоже приготовили подарки для нас. Приём этот проходил в аналогичной дружеской и непринуждённой обстановке, все много пели, танцевали и веселились от души.

Вспомнив новогодние вечера в посольствах в Копенгагене и Стокгольме, я придумал несколько юмористических сценок-рассказов, перевёл их на шведский язык и выступил с ними перед норвежцами. Рассказ был выдержан в документальнотелеграфном стиле: я пародировал переписку губернатора с Осло по вопросам взаимоотношений с русскими на Шпицбергене и сорвал громкие аплодисменты. О моём выступлении на приёме узнал убывший уже со Шпицбергена Л. Элдринг и попросил меня прислать ему текст в Осло. Норвежцы потом рассказывали, что рассказ был «пущен» им по сотрудникам министерства юстиции и имел успех.

Вообще в полярной обстановке, вдали от мировой цивилизации, обычные вещи и события приобретали на Шпицбергене несколько иную, более эмоциональную, что ли, окраску. Помнится, вместе с курирующим руководителем Центра, приехавшим в командировку на Шпицберген, мы прилетели в посёлок Пирамида и пошли знакомиться с местными достопримечательностями.

Заглянув в тепличное хозяйство, мы обнаружили там двух молодых американцев, о чём-то оживлённо беседующих на интернациональном языке жестов с хозяйкой теплицы.

Последняя увидела нас и с радостным лицом бросилась к нам навстречу:

— Как хорошо, Борис Николаевич, что вы появились у нас! Помогите нам объясниться с американскими господами.

Мы с моим спутником подошли к насторожившимся «янки» и представились: вице-консул такой-то и ответственный сотрудник МИДа СССР такой-то. Реакция американцев была не совсем обычной. Засмущавшись, они сунули нам свои визитки и быстро ретировались в гостиницу. Вероятно, перед поездкой на архипелаг они довольно много наслушались о «тотальной системе слежки за иностранцами в коммунистической России» и приняли наш визит в Пирамиду на свой счёт. Не знаю, с какой миссией они оказались в засыпанном снегом советском посёлке на Шпицбергене, но на их визитках было указано, что являлись членами Географического общества США, филиал в Калифорнии.

Был я свидетелем ещё одного странного визита американцев в Пирамиду: под видом туристов прибыли довольно компетентные специалисты в области угледобычи из транснациональной компании «Назерн Рисосез Лимитед» с филиалами в Пасадене (США), Лондоне и Брюсселе. Их всю ночь «развлекал» директор рудника

Август Петрович Назаренко, чем вызвал серьёзные нарекания со стороны своей строгой супруги. Но ни одной коммерческой тайны он «янки» так и не выдал. Август Петрович, чистой воды украинец, круглый сирота, воспитанный в Сибири в немецкой семье, был настоящим стойким большевиком.

А в Баренцбурге однажды появился сотрудник Информационной конторы США из Тромсё некто Джордж М. Уайт и запросился ко мне на приём. Из беседы с ним я так и не смог составить мнение о целях его визита на Шпицберген, хотя некоторые догадки на этот счёт, естественно, были. Достаточно вспомнить, что Тромсё находится в непосредственной близости к Мурманской области, и какую информационную контору надо было содержать американцам при наличии посольства в Осло и нескольких консульств в других крупных городах страны, догадаться было несложно.

Как видишь, дорогой читатель, я не смогу поведать тебе о крутых шпионских делах, о вербовках ценной агентуры среди сотрудников конторы губернатора, о добыче сверхсекретных материалов НАТО, о подставах на заимках для звероловов, тайниковых операциях в каньонах ледника Ломоносова и тому подобной романтике. В этой командировке я во многом уподобился учёному с более-менее широкими познавательными интересами и только искал носителей интересующей меня информации, чтобы в невинном разговоре «снять» с него недостающий фрагмент и вставить его потом в мозаику информационного сообщения в Центр.

В связи с новыми требованиями информацию с контакта пришлось «снимать» не «втёмную», а «втрезвую»[68].

Не надрывались мы и над контрразведывательным обслуживанием рудника. Новые времена принесли всё-таки некоторые положительные изменения, и мы теперь не приходили в истерику оттого, что какой-то шахтёр завёл дружбу с норвежцем или, на худой случай, попросил политического убежища в Лонгйербюе-не. В конце концов, это касалось только самого перебежчика, его рудничного начальства и консульства. К КГБ и вопросам безопасности это не имело никакого отношения, если, конечно, перебежчик не обладал государственными секретами. Но таких людей в Баренцбурге и Пирамиде не было.