Читать книгу - "Безумный март в Питере - Ольга Скляренко"

А вот Аню после рождения дочери словно подменили. Все ее милые странности, нездоровая мечтательность, забывчивость и рассеянность стали усиливаться, вылезать наружу, как перья из популярного в те годы китайского пуховика. Как бы ты ни пытался их убрать и спрятать, они неряшливо высовывались то тут, то там, подчас в самых неожиданных местах. Так и тут. Приступы зависания в пространстве и времени, словно бы ее кто-то ставил на паузу, становились все чаще. И нередко, возвращаясь домой со службы, Завьялов обнаруживал надрывающегося от крика голодного ребенка и жену, безучастно сидевшую на стуле, со взглядом, устремленным в одну точку. Это становилось опасным. И Завьялов заволновался.

А потом рухнул СССР, армию залихорадило, затрясло. И Сашке на какое-то время стало не до жены с ее странностями. И даже не до дочери. Выжить бы в этом рассыпавшемся на куски мире. И он стал выживать.

Ему удалось переехать в Ленинградскую область и из инженерных войск, воспользовавшись накопленными за годы службы связями, перевестись в снабжение. Это было едва ли не единственным местом, где можно было нагреть руки. И он стал вертеться, крутиться. Интерес к оружию в лихие девяностые был огромен. На него быстро вышли люди из местной бандитской группировки, и Сашка, не сильно сомневаясь, начал потихоньку налаживать с ними коммерческие отношения. Угрызений совести бывший советский офицер не испытывал. Никакой любви к предавшему его государству он не чувствовал, впрочем, обиды тоже. До государства ли, когда на руках жена и маленький ребенок? Надо было как-то доставать еду, одежду, обувь, вот Сашка и доставал. Как мог. И постепенно втянулся. И даже почувствовал вкус к новому для него занятию.

Завьялов оказался не чужд предпринимательской жилки и, что самое главное, обладал неплохим чутьем. Именно это чутье и позволило ему вовремя соскочить, когда бандиты не поделили что-то с ментами, которые до этого исправно крышевали их небольшой бизнес, и их военную часть не стали трясти на предмет хищений.

После того дела Завьялов уволился из армии и, прихватив жену с дочерью, подался в Питер. У него были кое-какие связи с людьми, занимающимися перевозками по Европе и под это гнавшими контрабанду. Нет, не оружие или там наркоту, с этим осторожный Завьялов больше не связывался. Обычные такие схемы. В декларациях указывалось одно, а приходило совершенно другое и, главное, с гораздо меньшими налогами и таможенными пошлинами. Свое дело он открыть не решился, не хотел подставляться. Действовал всегда одинаково и практично. Устраивался на работу в уже существующую фирму, входил в доверие и под прикрытием начинал аккуратно проворачивать свои делишки. Всегда выходя сухим из воды. Отменное чутье Завьялова никогда не подводило. Едва только над его махинациями сгущались тучи, грозившие, что все это вот-вот выплывет наружу, Сашка соскакивал и переходил в следующую компанию.

Благосостояние Завьялова росло и улучшалось, чего нельзя было сказать о семейной жизни. Тихую, хоть и немного странную Анечку как будто подменили. Временами в нее словно бес вселялся. Жена начинала истерить на ровном месте по любому поводу. Заходилась в рыданиях, которые ничем нельзя было остановить. Завьялов боролся поначалу проверенными дедовскими методами – пара хороших ударов вполне могла расставить все по своим местам, но тут это не срабатывало. Истерики, когда Аня, ошалев от его битья, грозилась выброситься в окно, иногда вместе с маленькой Ксюшей, сменялись периодами странной апатии. Пару раз Завьялов заставал ее с огромным кухонным ножом, который она задумчиво вертела в руках и словно примеривалась, куда его применить – для нарезки хлеба или для чего-то еще, о чем было даже страшно подумать. И когда уже невозможно было закрывать глаза на эти припадки, Сашка отвел ее к врачам, где и выяснилось, что Аня страдает сложным и почти неизлечимым психическим заболеванием. Ей прописали таблетки и рекомендовали положить в клинику, намекнув, что она может быть опасна для себя и окружающих.

Глупо, конечно, но больше всего Завьялов боялся огласки. Не хотел, чтобы в него пальцем тыкали, поэтому от врачебных советов он отмахнулся, предпочтя нанять няню для дочери и сиделку для жены, благо, доходы позволяли. Иногда – не ради жены, конечно, к которой он давно ничего не испытывал, а скорее ради иллюзорной видимости нормальной семейной жизни – таскал Анечку по светилам психиатрии, даже пару раз вывозил за границу, в Израиль и в Австрию. Но все только разводили руками.

Наверно, страшный конец был закономерен, хотя таблетки, которые в лошадиных дозах принимала жена, и делали ее больше похожей на безвольный овощ с редкими приступами болезненного и безудержного веселья. Сейчас уже трудно судить, что явилось причиной: халатность юной сиделки, круглолицей туповатой Наташи, приехавшей в северную столицу откуда-то из-под Херсона и отчаянно строившей глазки самому Завьялову, или изворотливый ум сумасшедшей жены, но факт остается фактом – Аня все же свела счеты с опостылевшей ей жизнью. Первой мать обнаружила пятилетняя Ксюша, вернувшаяся из садика вместе с няней. Распахнула двери и уткнулась прямо носом в худые ноги в порванных, мокрых колготках – мать висела в петле на бельевой веревке, один конец которой был педантично и тщательно прилажен к антресолям.

Страшная смерть жены ударила по Завьялову сильнее, чем он мог себе предположить, но пережив это горе, он окончательно ушел в работу, вверив заботу о дочери нянькам и образовательным учреждениям. Внешне Ксюша на мать была не похожа, та была невысокой, худенькой, с длинным чуть островатым носом на тоненьком лице сердечком. Ксения же, скорее, пошла в отца. И Завьялов очень надеялся, что болезнь матери не передастся дочери. И поначалу так оно вроде и было.

Но когда Ксюша вступила в переходный возраст, Завьялов с ужасом начал подмечать опасные симптомы. Внезапные паузы, когда Ксения вдруг застывала посреди комнаты с мечтательным выражением лица. Резкие вспышки агрессии на ровном месте. Это пугало.

Кто бы и что бы не говорил, но дочь свою Завьялов любил. Может быть даже с того самого дня, когда улыбающаяся дежурной улыбкой медсестра вручила ему живой и теплый сверток на пороге Волгоградского роддома. А теперь, подросшая девочка, внешностью пошедшая в их завьяловскую породу, вызывала в несентиментальном бывшем офицере странные и противоречивые чувства. Иногда он мечтал, как оставит свой полукриминальный бизнес, купит дом на берегу Финского залива, выдаст дочь замуж за хорошего человека, они нарожают ему внуков, непременно мальчиков, с которыми Завьялов будет ездить на рыбалку или охоту. Эта была, пожалуй, чуть ли не