Читать книгу - "Пожар на Хайгейт-райз - Энн Перри"

– Но ведь так бывает не всегда, – с сожалением сказала она, ненавидя себя за то, что настойчиво продолжает развивать эту тему. – Некоторые сражаются до самого конца, а некоторые родственники ни за что не хотят мириться с утратой. Разве не могло так случиться, что некто счел, что вы сделали не все, что могли? Возможно, не по злому умыслу, а просто по небрежности или по незнанию? – Шарлотта произнесла это с едва заметной грустной улыбкой и так мягко, что он даже не мог подумать, что она верит в нечто подобное.

Между бровей Шоу появилась глубокая морщина, и он посмотрел на нее с некоторым изумлением.

– Нет, никто из родственников никогда не проявлял никаких подобных чувств, одно только естественное огорчение и страдание. Люди часто злятся, гневаются, когда смерть наступает неожиданно; злятся, потому что судьба их обокрала и им нужно возложить вину на кого-то конкретного; но это постепенно проходит. Честно вам скажу: никто и никогда не обвинял меня в том, что я мог бы сделать больше.

– Никто? – Шарлотта очень внимательно смотрела на него, но он отнюдь не пытался избегнуть ее пристального взгляда и не покраснел. Нет, он ее не обманывал. – Даже сестры Уорлингэм – в связи со смертью Теофилиуса?

– Ох! – Доктор тяжело вздохнул. – Но это их обычное поведение. Они как раз из тех, кому очень трудно принять… смириться с тем, что кто-то, полный жизни и совершенно здоровый, как Теофилиус, может умереть. Он ведь всегда был у всех на виду и во всем участвовал. Стоило возникнуть любому спору, любой дискуссии, и Теофилиус тут же выступал со своим мнением, многословно и с огромной уверенностью в своей правоте.

– И, конечно же, Анжелина и Селеста с ним соглашались… – подсказала Шарлотта.

Шоу резко рассмеялся.

– Конечно. Но только не в тех случаях, когда он выражал несогласие со своим отцом. Мнения покойного епископа всегда превалировали надо всем остальным.

– А он часто расходился с ним во мнениях?

– Очень редко. И только по малозначительным вопросам. Например, по поводу вкусов или хобби – коллекционировать книги или картины; носить серое или коричневое; подавать на стол кларет или бургундское, свинину или баранину, рыбу или жаркое из дичи; или, например, о каком вкусе, хорошем или дурном, свидетельствует коллекционирование китайского фарфора. Ничего серьезного, что имело бы реальное значение. Они всегда пребывали в полном согласии по поводу морального долга, места и добродетелей женщины, по поводу того, каким образом должно управляться общество и кем.

– Не думаю, что мне следует слишком волноваться по поводу Теофилиуса, – заметила Шарлотта, не подумав, не вспомнив, что тот все-таки был тестем Шоу. То, как его все описывали, слишком здорово напоминало ей дядюшку Эмили Юстаса Марча, а ее воспоминания о нем всегда вызывали смешанные чувства, но все с явным привкусом неприязни.

Шоу широко улыбнулся ей, и мысли о смерти на минуту исчезли; не осталось ничего, кроме огромного удовольствия от общения с нею.

– Вы бы его непременно возненавидели, – уверил он ее. – Точно так, как я.

Ей хотелось рассмеяться, видеть лишь немного абсурдную и легко воспринимаемую сторону всего этого. Но она никак не могла забыть злобного выражения на лице Селесты, когда разговор зашел о смерти ее брата, и того, как ей поддакивала Анжелина, вполне искренне.

– От чего он умер? И почему так внезапно?

– От апоплексического удара, – ответил доктор, теперь подняв взгляд и встретившись с ней глазами. – У него иногда возникали жуткая головная боль, высокое кровяное давление, головокружения, а пару раз даже приступы апоплексии. И, конечно, то и дело приступы подагры. За неделю до смерти у него случился приступ временной слепоты. Он длился только один день, но ужасно его перепугал. Думаю, Теофилиус решил, что это признак приближающейся смерти…

– И был прав. – Шарлотта прикусила губу, пытаясь найти слова, чтобы задать вопрос, в котором не прозвучал бы намек на вину доктора. Это оказалось нелегко. – Вы все время про это знали?

– Я полагал, что это вполне возможно. Но не ожидал, что это произойдет так скоро. Почему вы спросили?

– А вы могли бы предотвратить это, если были уверены в диагнозе?

– Нет. Ни один врач не знает, как можно предотвратить апоплексический удар. Конечно, не все подобные приступы смертельны. Очень часто у пациента наступает паралич одной стороны тела. Или он теряет способность говорить или зрение, но после этого живет еще многие годы. Некоторые парализованные годами лежат неподвижно и не могут разговаривать, но, насколько можно судить, остаются в полном сознании и понимают все, что происходит вокруг них.

– Как это ужасно! Похоже на смерть, но такую, которая не приносит окончательного мира и успокоения. А с Теофилиусом могло такое произойти?

– Могло. Но он умер от первого же удара. Возможно, это не следует считать несчастливым исходом.

– Вы сказали об этом Селесте и Анжелине?

Брови у него удивленно поднялись – возможно, от осознания собственного упущения.

– Нет… Нет, не сказал. – Он состроил неприятную гримасу. – А теперь, надо полагать, уже чуточку поздно. Они еще подумают, что я ищу какие-то оправдания.

– Да, – кивнула Шарлотта. – Они обвиняют вас, но насколько это серьезно, не мне судить.

– Бог ты мой! – взорвался Шоу, и на его лице появилось изумленное выражение. – Неужто вы полагаете, что Анжелина и Селеста стали бы прокрадываться во тьме ночи к моему дому, чтобы сжечь его вместе со мною, потому что считали, что я мог бы спасти Теофилиуса? Это нелепо и абсурдно!

– Но кто-то же это проделал.

Изумление с его лица исчезло, осталась одна только боль.

– Да, конечно. Но не из-за Теофилиуса.

– Вы в этом абсолютно уверены? Разве вы исключаете такую возможность, что его смерть произошла в результате убийства? И теперь кто-то боится, что вы можете это понять, а затем и выяснить, кто его убил? В конце концов, ситуация-то сложилась чрезвычайная, не так ли?

Шоу недоверчиво посмотрел на нее, и это выглядело почти комично – широко раскрытые глаза и открытый рот. Потом, постепенно, эта мысль стала для него менее абсурдной, и доктор понял всю ее мрачную подоплеку. Он взял со стола свои нож и вилку и снова начал есть, автоматически, усиленно при этом размышляя.

– Нет, – сказал он наконец. – Если это было убийство, во что я не верю, значит, оно было проделано идеально. Я ничего не заподозрил – и сейчас не подозреваю. Да и кому бы вообще захотелось его убивать? Он был ужасно невыносимый человек, но таких огромное множество. И ни Пруденс, ни Клеменси не нуждались в его деньгах.

– Вы уверены? – мягко спросила она.

Шоу поднял руку, перестав есть, и улыбнулся вдруг совершенно очаровательной улыбкой, полной радости и удовольствия.

– Конечно. Клеменси раздавала свои деньги со всей возможной быстротой; а Пруденс имела и имеет вполне достаточно поступлений от своих книг.