Читать книгу - "Грехи наших отцов - Оса Ларссон"

пакетом на заднем сиденье. Остановилась на полудвижении и вдруг склонилась к плечу Роберта. Он провел рукой по ее волосам – осторожно, чтобы не испортить прически.

– Расслабься. Это же праздник. Будет весело.

– Но я хочу лежать дома под одеялом и смотреть сериал про акушерок в Ист-Энде.

– Иди. Позвони, когда соберешься домой.

Осторожно, чтобы не стереть губную помаду, Анна-Мария поцеловала Роберта, вышла их машины и в два шага преодолела расстояние до входной двери.

Вошла в прихожую. Со второго этажа доносилась музыка и громкие голоса. Залаял Снуррис. Потом дверь открылась, и Мелла услышала Ребекку:

– Анна-Мария, это ты? Поднимайся к нам.

Анна-Мария сняла сапоги и обула вечерние туфли Йенни. Осторожно, держась за перила, поднялась по скользкой от растаявшего снега лестнице с блестящим пакетом в руке. И, переступив порог большой комнаты, замерла от ужаса, какой испытывает случайный прохожий, оказавшийся посреди школьного двора в разгар большой перемены. Ни хозяйка, ни гости не были одеты для званого вечера. Более того, они не были одеты вообще.

Их майки сушились на вешалках над батареей и крючках для одежды над деревенской печкой. На женщинах ничего не было, кроме лифчиков. Точнее, две из них обвязались еще и передниками. Влажные волосы, остатки косметики под глазами.

Когда они представились, Анна-Мария с трудом разобрала их имена. Подготовка к ужину шла полным ходом.

– Я что-то перепутала с дресс-кодом? – пошутила Анна-Мария, но ее никто не расслышал.

– Боже, какая ты красивая! – закричала Ребекка.

– Так это вы похитили у меня Ребекку? – подхватила Мария Тоб. – Она больше не любит меня. Только о вас и говорит.

Мария Тоб улыбалась. Она лгала, это было очевидно. Ребекка никогда не говорила о Мелле с этими женщинами.

– Интересно. И что она обо мне говорит?

– Только хорошее.

Анна-Мария мысленно вздохнула и поставила подарок на посудный столик. Она надеялась, что Ребекка не смахнет случайно эту бутылку, почти такую же дорогую, как и платье.

А Ребекка тем временем висела у Марии на шее и уверяла, что все еще любит ее, даже если совсем чуть-чуть.

– А ты накрасилась, – заметила она, повернувшись к Анне-Марии. – Ты правда ослепительно хороша.

Анну-Марию охватило почти непреодолимое желание погладить Ребекку по щеке. Вот только сколько можно топтаться возле этой женщины?

– Спасибо, – ответила Мелла. – Чем я могу вам помочь?

– Э-э-э… – махнула рукой высокая женщина – София, кажется. – Выпейте лучше пива. Вам придется наверстать упущенное, если хотите за нами поспевать.

– Я могу пить и нарезать одновременно, – улыбнулась Мелла. – Я ведь из Кируны. Только вот боюсь за туфли. Дочь убьет меня, медленно и изощренно, если на них будет хотя бы пятнышко, когда я вернусь домой.

– Сколько лет вашей дочери? – спросила Клара.

Тонкая и прозрачная, как лист бумаги. Анна-Мария заподозрила даже, что Клара принимает амфетамин для подавления аппетита. Она сразу не понравилась Мелле. В ней чувствовалось что-то холодное и скользкое.

– Летом будет двадцать, – ответила на ее вопрос Мелла.

– Двадцать? – Удивленные возгласы со всех сторон. – В каком же возрасте вы ее родили? В двенадцать лет?

Анне-Марии не в первый раз задавали этот вопрос, поэтому ответ на него был готов:

– Папе пришлось идти к королю, чтобы мы смогли пожениться.

– У Анны-Марии пятеро детей, – воскликнула Ребекка. – Пятеро!

Она показала ладонь с растопыренными пальцами. Секундой позже все узнали, что Анна-Мария и Роберт сошлись еще в гимназии.

– Здорово!

– Вот это да!

– Да здравствует любовь!

Анна-Мария почувствовала себя зверем в клетке. Точнее, меленьким ночным зверьком в вечернем платье и туфлях на высоких каблуках.

* * *

Они ели гольца, выловленного в горной реке, и шиитаке с зеленым горошком. Софи взбила бер блан с икрой форели.

– Они хотят переместить весь город, представить только, – сказала Клара Анне-Марии. – Интересно, как это ощущается?

Мелла начала было отвечать, но Клара отвернулась от нее и ввязалась в какую-то другую беседу, после чего Анне-Марии не оставалось ничего другого, кроме как замолчать.

«Говорят, женщины с Венеры, а мужчины с Марса, – подумала Анна-Мария, прислушиваясь к разговорам за столом. – Не знаю, кто придумал эту шутку. Мы с Робертом, во всяком случае, точно с одной планеты».

Остальные за этим столом были, похоже, с какой-то другой. Они ездили не просто в «деревню», а в родовые поместья, унаследованные от предков, где их ждал верный слуга-трактор, высокие сапоги и брезентовые плащи защитного цвета. Заводили троих детей – не двоих и ни в коем случае не пятерых, как Мелла. А если еще и собаку, то непременно терьера или лабрадора. Кофе в зернах предпочитали после микрообжарки. Обедали в ресторанах, где официанты носили длинные накрахмаленные фартуки. Записывали в элитные школы детей, когда еще вынашивали их в утробе. И стены в их домах были увешаны фамильными портретами – холст, масло.

Эти женщины ели исключительно бездрожжевой хлеб на закваске – кроме прозрачной Клары, которая, конечно же, не употребляла глютен. Ходили на лыжах и под парусом, при этом умение ориентироваться по карте или развести огонь в лесу ценилось в их кругу на удивление невысоко.

Анне-Марии вспомнился выпускной бал в Тромсё, где она была с семьей несколько лет тому назад. Одна из кузин Роберта вышла за норвежца и переехала в Тромсё. На вручение аттестатов дети пришли в национальных костюмах – таких красивых, что Анна-Мария чуть не расплакалась от умиления. Но тут Роберт шепнул ей, что такой костюм, с ручной вышивкой и серебряными деталями, стоит от шестидесяти тысяч крон. А ведь есть еще платья для выпускного бала и много других расходов.

Когда один из учеников вышел на сцену в джинсах и футболке, слезы Анны-Марии высохли окончательно. Она подумала о родителях, которые не могут ни купить такие красивые костюмы, ни отправить детей в спортивную секцию, школу верховой езды или летний лагерь. А потом дети этих женщин за столом выйдут в большую жизнь и станут говорить, что им ничто не давалось даром, что они сами кузнецы своего счастья…

Анна-Мария посмотрела на Ребекку и вспомнила, что та представила ее как «коллегу» – не