Читать книгу - "Проповедник - Камилла Лэкберг"

Эрика, конечно, очень обрадовалась, что Патрик пришел сегодня вечером домой немного раньше, но, с учетом обстоятельств, ее гораздо больше обрадовали бы хорошие новости. Сейчас внутри Эрики был ее собственный ребенок, и поэтому впервые в жизни она по-настоящему понимала, что чувствуют родители Ени Мёллер, и сопереживала им.

При этом она немножко стыдилась того, что провела день с удовольствием. После отъезда гостей в доме воцарился покой. Она ходила и разговаривала с тем, кто лягался у нее внутри, она прилегла почитать хорошую книгу. Она даже перевалила через Галербакен, купила кое-что вкусненькое и не удержалась от целого пакета сластей. Насчет последнего она испытывала угрызения совести. Патронажная сестра строго указала ей на то, что сахар во время беременности — вещь совсем нехорошая, и если им злоупотреблять, то родится не ребенок, а маленький сладкоежка. При этом, правда, она добавила, что для достижения подобного эффекта сахар надо поглощать в очень больших количествах, но тем не менее ее слова повлияли на Эрику и засели у нее в голове. Сахар стал очередным добавлением к длиннющему списку, который висел у Эрики на холодильнике, — список того, чего ей не следует есть. И, глядя на этот перечень, она иногда очень сильно сомневалась в том, что можно вообще родить здорового ребенка. Например, некоторые виды рыбы беременным нельзя есть вообще, другие можно, но не чаще одного раза в неделю. Или вот еще хороший вопрос: морская это рыба или речная. Не говоря уже о великой проблеме с сыром. Эрика любила сыр во всех его формах и проявлениях и сейчас вспоминала, какие сыры она пробовала и — с еще большим сожалением — какие ей попробовать не удалось. К ее огорчению, все сыры с плесенью красовались в запретном списке, и у нее уже сейчас временами начиналось что-то вроде галлюцинаций, когда она думала о том, какой сыр с каким красным вином будет лопать после того, как перестанет кормить грудью.

Она глубоко погрузилась в себя, воображая пищевую оргию, и потому не услышала, как пришел Патрик. Он невольно напугал Эрику так, что она чуть из тапочек не выпрыгнула. Ей понадобилось время для того, чтобы успокоиться и прийти в норму.

— О боже мой, как я перепугалась!

— Извини, я совсем не хотел, я думал, ты слышала, как я пришел.

Патрик рухнул на диван в гостиной возле Эрики, и она вздрогнула еще раз, когда увидела, как он выглядит.

— Патрик, у тебя лицо совершенно серое. Что-нибудь случилось?

Эрике пришла в голову одна мысль, ее сердце сжалось, как от прикосновения ледяной железной руки, и она спросила:

— Вы ее нашли?

Патрик помотал головой:

— Нет.

Патрик молчал, и Эрика спокойно ждала. Через какое-то время Патрик продолжил:

— Нет, мы ее не нашли, и мне кажется, что мы сегодня здорово откатились назад в расследовании.

Он внезапно наклонился и спрятал лицо в ладонях. Эрика осторожно придвинулась ближе, обняла Патрика и прижалась лицом к его плечу. Она скорее почувствовала, чем услышала, что он тихо плачет.

— Вот дерьмо, ей же всего семнадцать, ты понимаешь. Семнадцатилетняя девчонка — и какой-то больной мерзавец, который считает, что может с ней делать все, что захочет. Кто знает, что ей приходится терпеть, пока мы тут пыжимся, носимся кругами, как бездарные идиоты, и ни черта не понимаем, что делаем. Какого хрена нам только пришло в голову, что мы справимся с таким расследованием? Наше дело — ворованные велосипеды и мордобой. Какой придурок нам — мне — позволил руководить этим чертовым расследованием?

Патрик сгорбился.

— Да никто бы не смог сделать это лучше, Патрик! Ну и что бы, по-твоему, вышло, если бы сюда прислали группу из Гётеборга или еще там откуда-нибудь, — это, по-твоему, выход? Они не знают округу, не знают людей, их отношений и вообще как тут у нас и что. Ничего лучше они бы сделать просто не смогли, только хуже. И потом, вы же не одни, и ты мне сам об этом говорил. Ты разве забыл о полицейских из Уддеваллы, которые помогали вам с обыском и вообще? Ты на днях рассказывал, как у вас хорошо налажено сотрудничество. Ты разве не помнишь?

Эрика разговаривала с Патриком, как с ребенком: спокойно, терпеливо, но старалась, чтобы это не звучало снисходительно. Она лишь хотела, чтобы ее слова до него полностью доходили, и, казалось, это подействовало, потому что Патрик успокоился, и Эрика почувствовала, как напряжение начинает его оставлять.

— Да, ты, наверное, права, — вынужден был признать Патрик. — Мы делали, что могли, но, кажется, все безнадежно. Время уходит очень быстро, я сижу дома и говорю с тобой, а может быть, в эту самую секунду Ени умирает.

В голосе Патрика все сильнее звучали панические нотки, и Эрика сжала его плечи.

— Ш-ш-ш, ты не должен так думать, — сказала Эрика немного жестче. — Ты не можешь позволить себе потерять голову. Если ты хочешь помочь Ени и ее родителям, то голова у тебя должна быть холодной и продолжать работать.