Читать книгу - "Вкус пепла - Камилла Лэкберг"

— Удачи тебе, — крикнула ему вслед Анника.

— Дан! Дан! — звала Эрика.

Паническое звучание собственного голоса еще больше взвинтило ее. Она лихорадочно принялась рыться в коляске, словно дочка могла прятаться где-то в одеялах. Но коляска, как была, так и осталась пустой.

— Что случилось? — спросил выбежавший из дома Дан, беспокойно оглядываясь вокруг. — Что случилось? Почему ты кричишь?

Эрика попыталась заговорить, но язык точно распух и не слушался ее, она не могла произнести ни слова и вместо этого, вся дрожа, показала на коляску.

Поняв, что внутри пусто, он не поверил своим глазам и даже оторопел от увиденного.

— Где Майя? Ее нет? Куда…

Не закончив фразу, он растерянно стал озираться по сторонам. Эрика судорожно вцепилась в его руку. К ней вернулся дар речи, и слова хлынули неудержимым потоком.

— Надо найти ее! Где моя дочь? Где Майя? Где она?

— Тсс! Тише, тише! Мы найдем ее. Не волнуйся, мы ее найдем.

Дан подавил в себе панику, чтобы успокоить Эрику. Он взял ее за плечи и посмотрел в глаза:

— Нам надо сохранять спокойствие. Я пойду искать. А ты звони в полицию. Держись! Все будет хорошо.

Эрика почувствовала, как у нее рывками вздымается и опускается грудь в странном подобии дыхания, но сделала так, как он сказал. Дан не закрыл за собой входную дверь, и в доме гулял сквозняк, но она не обращала на это внимания. Она вообще ничего не ощущала, кроме обуревавшего ее ужаса, от которого она цепенела, а мозг отказывался работать. Эрика никак не могла вспомнить, где оставила телефон, и, не найдя его, заметалась по гостиной, хватая подушки и беспорядочно разбрасывая вещи. Наконец она заметила трубку, которая лежала на видном месте посреди стола, схватила ее и принялась непослушными пальцами набирать номер участка. Затем с улицы донесся голос Дана:

— Эрика, Эрика! Она нашлась!

Она отшвырнула трубку и кинулась к открытой двери. Как была разутая, она сбежала с крыльца и бросилась по дорожке навстречу Дану. Сырость и холод пронизывали ее насквозь, но она словно не замечала этого. Она видела только Дана, который выбежал из-за угла, неся что-то в руках. Раздался обиженный детский плач, и на Эрику волной нахлынуло облегчение. Майя кричит! Она жива!

Пролетев стрелой последние метры, отделявшие ее от Дана, Эрика бросилась к ребенку. Всхлипывая, она на секунду прижала дочку к груди, затем, опустившись на колени, расстегнула детский комбинезончик и осмотрела ее с головы до ног. Девочка казалась невредимой и сейчас заходилась криком, размахивая ручками и ножками. Не поднимаясь с колен, Эрика схватила ее и крепко прижала к груди. По щекам у нее текли слезы, смешиваясь со струями дождя.

— Пошли в дом. Ты же совсем промокнешь, — мягко сказал Дан, помогая Эрике встать с колен.

Крепко обнимая ребенка, она поднялась на крыльцо. Раньше она никогда бы не подумала, что чувство облегчения может быть настолько физически ощутимо. Казалось, словно она сначала лишилась руки или ноги, а потом все вернулось на место. Она продолжала громко всхлипывать, и Дан, успокаивая, поглаживал ее по плечу.

— Где ты нашел ее? — выговорила она наконец.

— Она лежала на земле перед парадным входом.

Они словно сейчас только осознали: кто-то побывал здесь, чтобы забрать Майю. По какой-то неизвестной причине этот кто-то незаметно вынул девочку из коляски, унес и положил на землю с другой стороны дома. Ужас при мысли о том, как это произошло, снова вызвал у Эрики приступ рыданий.

— Тсс! Все уже позади, — утешал ее Дан. — Мы нашли ее, и девочка, кажется, невредима. Но все равно нужно вызвать полицию. Ты, наверное, еще не успела позвонить?

Эрика в подтверждение помотала головой.

— Надо позвонить Патрику, — сказала она. — Ты можешь это сделать? Я больше никогда не отпущу ее от себя.

Она крепко прижала к груди Майю и вдруг заметила нечто, на что не обратила внимания в первую минуту. Взглянув на комбинезончик, она отстранила ребенка от себя, чтобы осмотреть получше.

— Что это? В чем это она таком черном?

Взглянув на перепачканный комбинезончик, Дан только спросил:

— Какой номер у Патрика?

Дрожащим голосом Эрика продиктовала цифры, глядя, как он нажимает кнопки. Дан набрал номер. Внутри у Эрики тяжелым камнем ворочался страх.

Дни шли неразличимой чередой. Чувство беспомощности приводило ее в оцепенение. Что бы Анна ни сделала, что бы ни сказала — ничто не ускользало от внимания Лукаса. Он следил за каждым ее шагом, каждым словом.

Насилие с его стороны повторялось все чаще. Теперь он уже откровенно наслаждался, причиняя ей боль и унижение. Он силой брал то, чего хотел и когда хотел, и добивался своего, не обращая внимания на ее протесты и сопротивление. Она не впервые об этом подумала: что-то у него в голове сдвинулось. Все барьеры исчезли, и в его глазах появилось выражение, от которого в ней пробуждался инстинкт самосохранения, подсказывая: лучше во всем ему потакать, если она хочет остаться в живых.

Для себя она уже ни на что не надеялась, больно было только смотреть на детей. Они теперь не ходили в детский сад и влачили свои дни в том же сумеречном существовании, что и она. Тихие и безропотные, они только смотрели на нее безжизненными глазами, и для нее это было безмолвным укором. Она полностью признавала свою вину. Ее обязанностью было защитить детей, не пускать Лукаса в их жизнь, как она и хотела сделать с самого начала. Но достаточно было один раз пережить ужас, как она покорилась, убедила себя, что поступает так ради детей и их благополучия. На самом же деле она поступила так из-за своей трусости и привычки идти по пути наименьшего сопротивления. Однако на этот раз она жестоко ошиблась. Она выбрала самый узкий, самый запутанный и самый непроходимый путь из всех возможных и повела по нему своих детей.

Иногда она мечтала убить Лукаса — опередить его в том, что, как она знала, в конце концов должно было неизбежно произойти. Иногда она разглядывала его, спящего, в долгие ночные часы, которые проводила без сна, не в силах сбросить с себя напряжение и забыться. В эти часы она с наслаждением представляла себе, как в его тело вонзается кухонный нож, отсекая тонкую нить, на которой держится жизнь. Или ощущала, как врезается в руку воображаемая веревка, которую она петлей затягивает на его шее.

Однако все ограничивалось мечтами. Что-то в душе — возможно, врожденная трусость — заставляло ее спокойно лежать в постели, когда в голове носились мрачные мысли.

Иногда ночью перед ее мысленным взором вставал ребенок Эрики — девочка, которой она еще ни разу не видела. Она завидовала ей. Эта девочка будет получать то же тепло и заботу, которые дарила ей Эрика, когда они вместе росли скорее как мать и дитя, чем как сестры. Но тогда она этого не ценила, ей казалось, что ее подавляют и подчиняют. Обида на мать, от которой она не видела настоящей любви, породила, вероятно, в ее сердце такую ожесточенность, что она оказалась невосприимчива к заботам сестры. Анна всем сердцем надеялась, что Майя окажется более способной откликнуться на тот океан любви, который, как она знала, могла ей дать Эрика. И не только ради сестры. Несмотря на разницу лет, на разделявшее их расстояние, Анна слишком хорошо чувствовала сестру и понимала, что той, как никому другому, необходимо почувствовать ответную любовь. Как ни странно, Анна всегда считала ее очень сильной и от этого только еще больше против нее ожесточалась. Сейчас, когда она была слаба, как никогда, она увидела Эрику такой, какой та являлась на самом деле: смертельно боящейся, как бы все вокруг не разглядели в ней того, что видела их мать, которая, очевидно, считала своих дочерей недостойными любви. Если бы это сейчас было возможно, Анна обняла бы ее и поблагодарила за все эти годы бескорыстной заботы, за все беспокойство, выговоры, за тревожный взгляд, которым она смотрела на нее, когда считала, что Анна поступает неправильно. За все то, что, как ей казалось тогда, было насилием над ее волей. Какая ирония судьбы! Тогда она даже не представляла себе, что такое настоящее насилие и неволя! Это она узнала только теперь.