Читать книгу - "Тайна тринадцати апостолов - Наталья Александрова"

Ему захотелось написать ее.

Вот так, подумал он, именно так он напишет Тайную вечерю, которую заказал ему тот молодой каноник, что приходил на днях в мастерскую…

Один из сотрапезников повернул голову к двери и настороженно проговорил:

— Кто там?

Мастер Якопо смущенно закашлялся, открыл дверь и вошел в трапезную. У него было такое чувство, будто его застали за каким-то недостойным поступком.

— Кто ты? — раздраженно проговорил тот же человек, поднимаясь из-за стола.

— Якопо Робусти, живописец, — представился мастер и добавил, чтобы избежать лишних вопросов: — Многие называют меня сыном красильщика, Тинторетто.

— Ах да, ах да! — Господин заметно успокоился и насмешливо оглядел своих друзей. — Не беспокойтесь, господа, это тот славный живописец, о котором я вам говорил. Если вы не возражаете, я переговорю с ним в соседней комнате.

Господин — теперь мастер Якопо признал в нем хозяина палаццо, графа Фоскари — подошел к двери, положил руку на плечо живописцу и вышел с ним в коридор. Пройдя до соседней двери, он открыл ее и вместе с мастером Якопо вошел в комнату.

Это была библиотека — вдоль стен стояли высокие резные шкафы с массивными фолиантами в кожаных переплетах, несколько открытых книг лежали на низких столах. В простенках между этими шкафами висели географические карты и гравюры с изображениями морских сражений. В большом, отделанном мрамором камине догорали сосновые поленья, над этим камином висел портрет хозяина дома в сверкающих доспехах. Мастер Якопо ревниво отметил, что портрет этот весьма неплох, и подумал, чьей кисти он принадлежит.

— Благополучно ли вы добрались до моего дворца? — осведомился граф, закрыв за собой дверь библиотеки.

Мастер Якопо немало удивился такой заботе: редко ему приходилось видеть ее от аристократов. Впрочем, граф тут же рассеял его заблуждение:

— Я имею в виду — не заметили ли вы за собой слежки?

— Слежки? — переспросил живописец. — Что ж, если ваша светлость спрашивает… мне и правда показалось, что поначалу за мной шел какой-то подозрительный человек. Я взял гондолу возле моста Мясников и оторвался от него. Другой гондолы там не было, так что тот человек отстал. Больше я его не видел.

Видно было, что слова живописца взволновали графа.

— Что это был за человек? — спросил он, сцепив руки. — Как он выглядел? Как был одет?

— Я не смог его как следует разглядеть. На нем была маска, ваша светлость. Маска Чумного Доктора.

— Сбир! — выпалил граф и нервно заходил по комнате. — Несомненно, это был сбир…

Мастер Якопо с трудом сдержал удивление. Неужели даже такой богатый и влиятельный человек, как граф Фоскари, боится сбиров, тайных агентов, служащих таинственному и всемогущему Совету Десяти и трем государственным инквизиторам?

Граф остановился, хотел что-то сказать, но в это время в дверь библиотеки постучали.

— Кто здесь? — Граф шагнул к двери. — Я же, кажется, просил мне не мешать…

Майор полиции Александра Павловна Ленская была женщиной удивительно болезненной. Причем болезни ее были не то чтобы несерьезные, но какие-то мелкие и незначительные. То есть какая-нибудь сенная лихорадка или нервная почесуха способны достаточно качественно испортить человеку жизнь, а у окружающих вызовут только раздражение или насмешки.

Болезни преследовали Ленскую всегда, в любое время года.

Осенью ее настигали простуды. Собственно, ничего в этом нет странного и необычного, ибо осенью в петербургском промозглом климате болеют все, от малых детей до глубоких стариков, так что, перефразируя великого поэта Пушкина, можно утверждать, что простуде все возрасты покорны.

Нет, Ленская не маялась ночью в жестоком жару на простынях, мокрых от пота. И вызванная «неотложка» не колола ей антибиотики, поскольку проглотить таблетки не было никакой возможности, до того распухало горло. И двусторонняя пневмония, к счастью, обходила Александру Павловну стороной.

Зато как только начинались в Петербурге затяжные дожди и стоило Ленской вдохнуть сырой промозглый воздух или расстегнуть пальто в маршрутке, а после выскочить в таком виде, то простуда тотчас пробиралась внутрь и расцветала там махровым цветом. Горло першило, нос закладывало так сильно, что он казался зацементированным навеки, виски ломило, и на плечах вместо головы по ощущениям находился старый чугунный котел.

Такое безобразие тянулось долго, несколько недель, а когда Ленской с трудом удавалось выздороветь, тотчас накатывал кашель — сухой, мерзкий, от которого невозможно спать по ночам.

Зимой к простудам добавлялись застарелый радикулит, боли в суставах и отложение солей в левой пятке, а также раздражение на коже от шерстяных платков и свитеров. Носить что-либо другое опять-таки было невозможно, поскольку кожа от синтетики переставала дышать и покрывалась сыпью.

Весной на смену простудам приходила аллергия. Аллергия у Ленской была на все, что угодно, — на застарелую пыль, на бытовую химию и на желтые цветы, которых весной, как известно, очень много — от мимозы и одуванчиков до сурепки и желтых нарциссов. От одного вида этих цветочков Ленская начинала безудержно чихать, нос у нее мгновенно распухал, из него постоянно текло.

Кроме аллергии, летом Александру Павловну мучила еще крапивница от клубники.

Незачем говорить, что клубнику Ленская не ела вовсе. Но это ничего не значит, ей достаточно было пройти мимо лотков у метро, заполненных сезонной ягодой, как руки, плечи и область декольте покрывались волдырями, которые неудержимо чесались. На ногах же выступала крапивница от газонной травы, так что все лето приходилось ходить в брюках.

И наконец, осенью вновь выходила на первый план простуда.

А были ведь еще головная и зубная боль, застуженная шея, так что приходилось, как поется в старой песне, «смотреть искоса, низко голову наклоня», а также всяческие мелкие разовые неприятности типа ячменя в глазу или нарыва на пальце.

Итак, болезни терзали майора Ленскую с завидным постоянством, но только, если можно так выразиться, в нерабочее время. Потому что как только она погружалась в очередное расследование, все болезни тотчас отступали, Ленская не то чтобы про них забывала, но держала в узде. И перед коллегами по работе, свидетелями и подозреваемыми в очередном убийстве представала не унылая, замученная жизнью тетка с неустроенной судьбой, а умная, решительная и жесткая личность.

Своими вечно воспаленными глазами она мигом охватывала место происшествия и замечала всевозможные мелочи, на которые обычный человек и внимания не обратит. И тут же анализировала свои наблюдения со скоростью самого быстродействующего компьютера. И делала правильные выводы, поскольку обладала поразительным чутьем, позволяющим отделить нужные улики от постороннего хлама и нужных свидетелей от случайных зевак.