Читать книгу - "Скрытая угроза - Дрор Мишани"

– И что же?

– Что сегодня я расскажу тебе, кто потерял чемодан около садика Шалома.

Хаим повернул кран и занялся мытьем двух их тарелок. Про чемодан он со вчерашнего дня старался не думать.

– Я еще не могу сказать. Я поговорил с ним, и он попросил не рассказывать, – продолжал Эзер.

Мужчина включил струю посильней.

– А твой первый папа знает, кто потерял эту сумку? – спросил брата Шалом.

Эзер улыбнулся и с гордостью ответил братишке:

– Я тоже знаю. Потому что он мне сказал. И он велел не рассказывать тебе, потому что это страшный секрет.

Хаим без слов убрал со стола тарелку Эзера, хотя мальчишка еще не закончил есть и удивленно посмотрел на отца.

– Завтрак окончен, – сказал отец, – выходим. И с Шаломом, пожалуйста, не говори ни про первого папу, ни про чемодан. Довольно. Кончай.

С походом в садик он решил повременить и, как вчера, сперва отвезти Эзера в школу. Они с Шаломом попрощались с ним у входа и подождали рядом со сторожем, пока его большой ранец не исчез в дверях здания. Шалом махал братишке рукой, даже когда уже повернулся, чтобы уйти. Вскоре они с Хаимом вернулись на улицу Лавон, свободную для движения, где не было и намека на вчерашнюю заваруху.

3

Авраам официально приступил к работе и из-за нехватки кадров работал один.

Рано утром в понедельник он поехал на улицу Лавон, чтобы оказаться там в тот час, когда подкладывали муляж. В шесть часов сорок четыре минуты движение на улице было редким, да и прохожих встречалось мало. Тихая улица в тихом спальном районе. Солнце взошло с опозданием, утро было пасмурным. Молодая женщина гуляла с собачкой и курила. Какой-то подросток рано побежал в школу. Ни на ком не было ни темного тренировочного костюма, ни капюшона – ничего такого.

Рабочая гипотеза Авраама заключалась в том, что чемодан имеет к садику какое-то отношение и что расследование нужно производить быстро, потому что муляж взрывчатки был чем-то вроде предостережения перед более серьезным ударом. И единственным подозреваемым оставался Узан.

* * *

Первым сюрпризом была винная лавка. Примерно в половине восьмого прибыл полицейский из саперной группы – судя по снимкам, точно на то место, куда был подкинут чемодан. Чемодан этот нашли на тропинке, ведущей к боковому входу в дом номер шесть по улице Лавон: его спрятали в кустах. Тропинка вела к заднему двору, к детскому саду, но справа, на расстоянии примерно трех метров, в нижнем этаже дома номер четыре по улице Лавон располагалась винная лавка. И хотя боковую тропинку и эту лавку разделяла низкая каменная ограда, чемодан лежал ближе к лавке, чем к садику. Авраам поразился, что Сабан ничего ему про это не сказал. Инспектор спросил сапера, рассматривалась ли возможность того, что устройство подложили сюда как раз из-за лавки, и тот пожал плечами.

– Мы с чемоданом не беседовали. Нам сказали, что на Лавон, шесть, возле детсада, имеется подозрительный предмет, мы и обезвредили подозрительный предмет на Лавон, шесть, возле детсада. А дальше – работа ваша.

На снимках чемодана, сделанных перед тем, как его взорвать, было видно, что хотя его и спрятали в кустах, редкие ветки не смогли скрыть чемодан полностью. Если б соседка не заметила, как какой-то человек прячет его там, кто-нибудь из идущих по трипинке все равно его увидел бы.

На снимке чемодан выглядел старым. Старый, матерчатый, розовый с темно-зеленой ручкой.

Около восьми появились родители, катившие коляски по ведущей к детсаду тропинке, и Авраам зашел туда следом за ними. Впереди шел пожилой человек, и инспектору на минуту показалось, что тот прихрамывает на правую ногу, но, возможно, у него просто была тяжелая поступь из-за того, что он нес на руках ребенка. Воспитательница отказалась говорить с Авраамом и попросила прийти после обеда.

– Детям хватило вчерашнего испуга. Полицейские тут вовсе ни к чему, – сказала она.

Инспектор мог бы настоять, но уступил. Были в этой женщине упертость и агрессия, и она пробудила в нем какое-то беспокойство, смысл которого он понял только позже, в течение дня.

В ожидании, пока откроют винную лавку, Авраам опросил соседей, которых застал дома. Вопросы были все те же:

– Известно ли вам про какой-нибудь конфликт между одним из жильцов и воспитательницей детсада?

– Не было ли на вашей памяти какого-то необычного события, связанного с детсадом, расположенным в этом дворе?

– Случались ли здесь какие-то криминальные или другие разборки, о которых вы можете доложить?

– Не заметили ли вы человека, который вчера утром подбросил сюда чемодан?

– Не заметили ли вы пару дней назад подозрительного человека, слоняющегося возле дома?

К этим вопросам, составленным накануне вечером дома, Авраам добавил вопрос о винной лавке, о событиях, происходивших или не происходивших в ней в последние дни. Жильцы на все отвечали отрицательно, и на каком-то этапе полицейский сменил порядок вопросов. В конце опроса он показывал собеседникам фотографию Узана. Никто его не опознал – кроме одной жилички, матери четверых детей, живущей на втором этаже. Она уверяла, что в прошлом году не раз видела его возле дома и думала, что он отец одного из воспитанников детсада. Но как раз в последнее время женщина его на этой улице не встречала. Вчера уж точно нет – вчера она вообще проснулась после того, как чемодан взорвали. Инспектор записал ее имя в свою записную книжку.

В пол-одиннадцатого он вернулся в лавку «Вина города» и долго расспрашивал молодую продавщицу. Та сообщила, что хозяин появится лишь через два часа. Лавка открывается в десять, и когда обнаружили подозрительный предмет, там не было ни души. Они услышали об этом позже от одного из покупателей, и от хозяина тоже не будет никакой пользы, потому что раньше полудня его в лавке не увидишь. На витрине висели бумажные тарелки, на которых были тушью обозначены скидки на иврите и на русском. Авраам мог бы купить на Рош ха-Шана за 35 шекелей две бутылки чилийского красного и за 55 шекелей бутылку водки «Абсолют». Угрожали ли хозяину в прошлом, шантажировали ли его – этого продавщица не знала. Лично она в часы работы ничего такого не видела.

Инспектор пообедал в буфете с Элиягу Маалюлем. Тот все расспрашивал про помолвку с Марьянкой и про то, когда она приезжает.

– Она что же, увольняется там из полиции и приезжает к тебе сюда? – спросил Маалюль.

– Да. Что-то в этом роде. – Авраам кивнул.

Элиягу присвистнул:

– Непростое решение… И что же она тут будет делать? Начнет изучать иврит?

– Да еще не ясно. Приедет – будем думать.

Об Офере Шараби и о предыдущем расследовании они не говорили вообще. Авраам не знал, почему Маалюль не упоминает про отчет Иланы Лим – может, ему об этом вообще ничего не известно?

Опытный специалист по работе с подростками взглянул на него своими влажными, глубоко запавшими глазами, напоминающими ему отцовские глаза, и сказал: