Читать книгу - "Метод инспектора Авраама - Дрор Мишани"

– Есть шанс, что ты сегодня окажешься в этом районе?

– Вряд ли. Я выезжаю из Иерусалима, и после обеда у меня заседание. Но если возникнет срочность – звони. Держи меня в курсе о продвижении дел. Если будут новости – так и вечером, и в уик-энд. Лады?

Илана говорила таким тоном только из-за человека или нескольких людей, сидевших с ней рядом. Аврааму показалось, что рядом с ней был кто-то важный. Может, начальник округа или его заместитель. Разговор с ней в итоге ничего не дал.

* * *

Лишь вечером на дом, стоявший на улице Гистадрут, опустилась тишина. Все были распущены по домам или закончили свои дела. Примерно за сутки до этого, после разговора с матерью Офера, Авраам вышел из участка и пешком пошел к этому дому. Он попросил Лиат Манцур присоединиться к нему и опросить соседей. Они переходили от квартиры к квартире, но все беседы оказались зряшними. Никто ничего не слышал, никто ничего не видел, никто не был знаком с Офером Шараби, если не считать вежливых бесед в подъезде. Кроме соседки с первого этажа, той, что попросила разрешения развесить на улице объявления. Эта женщина сказала, что она «близко знакома с семьей» и что Офер – «золотой парнишка», и заплакала.

Перед тем как уйти из этого дома, Авраам Авраам зашел напоследок в ту квартиру. Дверь была заперта, и он тихо постучался. За те несколько секунд, пока ее не открывали, он успел подумать, что каждый стук в дверь может свести мать пропавшего подростка с ума. И громко сказал из-за двери:

– Это инспектор Ави Авраам, можно войти на секунду?

Ему открыла женщина лет пятидесяти – жена дяди Офера, уже приготовившаяся ко сну. Она взяла на себя управление домом. Хана сидела в гостиной на черном кожаном диване, а рядом с ней устроилась девочка примерно такого же возраста, что и Офер. На столе перед ними стояли тарелочки с орешками, открытая бутылка с низкокалорийными напитками и стаканы с недопитым кофе. Как на шиве .^[4] Телевизор был включен на второй канал.

Авраам Авраам замер перед ними посреди гостиной, между диваном и телевизором, не зная, что делать.

– Все, на данную минуту мы здесь закончили, – сказал он, – и я возвращаюсь в участок. Вам стоило бы немножко поспать.

– Скоро пойдем, – сказала мать Офера, но глаза ее спрашивали: «Неужели он и вправду думает, что я улягусь спать?»

– Я приду завтра утром, – добавил инспектор. – А если что-то произойдет ночью, звоните в любое время. У вас ведь есть номер моего мобильника, правда?

Тетя Офера проводила его к двери и прошептала, что они с дочерью «останутся ночевать».

* * *

Авраам высадил Лиат Манцур на улице Наот Рахель и, вместо того чтобы отправиться домой, бесцельно поехал дальше.

Возвращаться в участок смысла не было.

К провалу в прошлый вечер добавился очередной провал. Авраам вел себя не так, как подобает начальнику расследования. Он действовал необдуманно, он запаниковал. Не сделал перерыва, чтобы все обдумать. Не пронаблюдал. Не выслушал. Что бы ни случилось с Офером, где бы тот сейчас ни находился, тут история, которая говорит сама за себя. А инспектор ее не выслушал. И он не только не знает, чем эта история закончится, – он не знает даже, как она началась. У него нет никакого представления об участниках этого дела. Это то, с чего он должен начать завтра. Выслушать историю, разузнать про Офера Шараби и, если выйдет, также про его мать и отца, плывущего сейчас на грузовом судне в Триест, и про брата с сестрой, которых Авраам еще не видел.

Как и вчерашним вечером, он все шептал по дороге домой: «Потихоньку-полегоньку».

Инспектор дважды проехал по улице Соколов туда и обратно, глядя на множество заполнявших ее подростков. В основном они болтались на площади Вайцмана и возле окружавших ее зданий. Четверг, полдвенадцатого ночи. «Арома» и «Какао» полнехоньки, перед входом в «Кафе-Кафе» – очередь из желающих туда попасть. Улица, которая утром принадлежит взрослым, владельцам магазинов и покупателям, ночью становится достоянием молодежи. Авраам замедлил ход машины, почти остановился. На большом экране, висящем снаружи на стене кафе, показывали спортивные новости. В те времена, когда он сам был мальчишкой, в Холоне кафешек не было. Парочка кафе-мороженых, маленькие убогие пиццерии, которые открывались, закрывались и опять открывались под новым названием, да отделение «Сами-бурекас», где в какое-то лето он подрабатывал. У него пока что не было возможности узнать, являются ли эти кафетерии или сидящие в них люди частью истории, которую он должен распутать.

Инспектор остановился на площади Струма, решив купить фала`фелей .^[5] Машину он поставил на тротуаре. Несмотря на ночь, очередь была длиннющая. Кучка мальчишек и девчонок обступили парня – вроде кого-то известного по спортивным страничкам в газетах. Из-за позднего часа и из-за того, что ему не хотелось тратить всю наличность из кошелька, Авраам купил только полпорции. Он поел вблизи от нескольких ребят, которые стояли, прислонившись к красному «БМВ», попробовав вслушаться в их разговоры. Инспектор был настолько старше их! В самом деле – уже полночь, и ему стукнуло тридцать восемь. Сколько воды утекло с тех пор, как он в последний раз вышел в такой вот час покайфовать в пабе или в ресторане? Авраам сел в машину и поехал дальше, а затем, увидев кого-то, одиноко идущего по тротуару, остановился у какой-то припаркованной машины, где в темноте сидела парочка.

Все это напомнило ему другие времена и пробудило в нем странное чувство двойственности. Словно он был и самим собой, и кем-то другим, кем-то, кого больше нет. После двух инспектор припарковал машину у своего дома на улице Йом Кипур, включил в квартире свет, посмотрел в пустой экран телевизора, а потом пошел на кухню и налил себе стакан воды. Так вот и празднуем? Эта мысль рассмешила его. Заснул он не скоро.

* * *

Через полчаса после звонка домофона зазвонил и мобильник. Авраам Авраам был уже в штатском – в чистых джинсах и просторной рубахе с воротником поло, единственной, в которой ему было комфортно. Звонила его мать.

– Ты уже проснулся? – спросила она, как будто в этот час он обычно еще спал. – Нам хотелось тебя поздравить. Помнишь, что у тебя сегодня день рождения, а? И что раньше ты всегда приходил к нам?

Про цветы, лизиантус и герберы, она не упомянула, хотя Авраам должен был ее поблагодарить. Она передала трубку отцу, и тот поздравил его словами, написанными на открытке, будто прочел с листка:

– Мы желаем тебе только здоровья и всяческого счастья, какого только захочешь, продвигайся и преуспевай во всем.

Может, мать знала, что никто не позвонит, чтобы его поздравить, и поэтому подсуетилась и сделала это дважды – один раз на открытке и в другой раз по телефону? А может, она думала, что поздравлений будут десятки, и хотела всех опередить?