Читать книгу - "Год Людоеда: Детская тема - Петр Кожевников"

Возвращаясь к гостям, Соня добавила к всеобщей хмельной задушевности загадочный и манящий аромат кофе, этого чарующего напитка, называемого учёными мужами то вредным, то полезным, но всё более популярным и потребляемым в мире наряду с другими стимуляторами и наркотиками.

— Ну, ребята, кому кофе, кому чай? — Морошкина, которую одноклассники называли Морошка, лучисто всех оглядывала и заботливо улыбалась. Ставя на стол кофейник и чайник, она перевела взгляд на окна, как бы расставаясь на некоторое время с тем миром, о котором вдруг столь тепло вспомнила, стоя на кухне в преддверии закипания воды и заваривания заморских напитков. Конечно, ей очень хотелось побыть с одноклассниками как можно дольше, но вот если бы можно было одновременно поблуждать, да нет, полетать в тех воспоминаниях и грёзах, которые столь тесно, как ничто другое в её жизни, связаны с видом на набережную, — она оказалась бы счастлива вдвойне, она бы даже осталась там навсегда. Впрочем, иногда ей почему-то кажется, что эта фантастическая мечта когда-нибудь может воплотиться. — Мальчики, вы что приуныли?

Мальчики — это Гарик Кумиров по школьной кличке Кумир и Стас Весовой, прозванный, конечно, Вес. В школьную пору ребят никак нельзя было назвать не то что друзьями, а даже приятелями. Но вот с каждым годом, да что там — десятилетием, отделяющим одноклассников всё дальше от их пионерского детства, они становились по отношению друг другу гораздо терпимее и роднее. Мальчики бывали не на всех встречах. Стас, пока служил, так вообще лет двадцать в Питере не появлялся, они оба достаточно мало знали о жизни и судьбе Морошкиной, тем более о её сыне, который как-то незаметно уже отслужил в армии, а теперь работает в охранной фирме и собирается поступать на юридический факультет. Никто из одноклассников, кажется, даже и не знал о том, кто же отец Сониного мальчика, но поскольку она сама об этом ни разу не заговаривала, так и остальные считали неудобным обременять Морошкину вопросами: мало ли какая драма может скрываться за образом матери-одиночки? Те, кто жил на Васильевском острове, помнили, как Соня ходила с аккуратным круглым животом, потом — с коляской, но ни разу рядом с ней не появлялся мужчина, в котором можно было бы предположить отца Павлика. Мальчик выглядел довольно болезненным, а вместе со школьной формой обзавёлся и очками.

— Да мы тут, Сонечка, пока ты на кухне хлопотала, — отозвался Игорь, закрывая один из альбомов, приготовленный Соней для встречи, — воскрешали школьные годы и вспоминали, кто кем мечтал стать и что у нас в итоге получилось.

— Ты, Гарик, уже итоги подводишь? — улыбнулась четвёртая одноклассница, Зина Подопечная по кличке Печёнка, а по паспорту уже около двадцати лет — Борона. — А мне иногда кажется, что ещё что-то произойдёт, — не может же всё так долго продолжаться.

— А что, Зинуля? — Кумиров обнял сидевшую рядом Подопечную. — Тебе что-то не нравится?

— Игорёня, ты не изменился, — широко и растерянно, «по-кукольному», словно в детстве, раскрыла глаза Зина. — Тот же взгляд льва и тон победителя. Ну а что, мой милый, скажи на милость, может нравиться? Ты вообще в курсе, кем я работаю? Продавцом мороженого! Кумир, я — профессиональный художник, и мне некуда деться, я никому не нужна. Для чего я училась, работала, жила? Ты знаешь? Я — нет!

— Зинуля, ну Игорёк-то тут при чём? — продолжала Соня сервировать стол. — Садитесь, ребятки, может, по рюмочке ещё? Я чего-то с годами, чувствую, пристрастилась. Раньше только слышала, что пожилые люди после обеда или на ночь принимают алкоголь в качестве лекарства, а теперь на самой себе убедилась — отхлебнёшь немного, и отпускает, а иначе уже и не расслабиться.

— Ну, если ты пожилой человек, тогда я — кавказский долгожитель, — оторвался от рассеянных на журнальном столике фотографий Станислав и преданно посмотрел на Соню. — Ты у нас просто девочка. Кстати, как это тебе удаётся?

— Не разглашай, Морошкина! Держи всё в секрете, потом книгу напишешь, — Зина тотчас засмеялась, не выдержав паузы после своего совета. Для друзей это было привычно. Звонкий Зинкин смех заводил когда-то весь класс. Сейчас в него вторгалась хрипотца, но в целом он стал более компанейским. — Ты станешь образцом неувядаемости, а я буду твоим разительным контрастом.

— Зинуля, девочки, вы не подумайте, что я вам льщу, — Кумиров сгустил свой и без того низкий голос. — Но вы действительно, тьфу-тьфу, — как две супермодели. Поверьте старику — я за эти годы столько всяких фасонов повидал, что здесь, что за границей, но вот с вами встречаюсь и просто любуюсь: вот, думаю, если бы жизнь иначе сложилась? А, Стас? Чего нам было на них не жениться? А то, что у нас за плечами — первая любовь, как детская краснуха, вторая — как свинка? Давайте действительно выпьем за нас четверых — за то, что, если не произошло тогда, может быть, произойдёт когда-то, может быть, даже сегодня, а?

Станислав понимал, что Игорь захмелел и ввиду их редких встреч, наверное, забыл, что Стас женат и, в общем-то, не собирается перестраивать свою не совсем удачную, особенно в последние годы, личную жизнь. А главное, что он любил не Соню, а Киру Лопухину, в общем-то сам не зная за что, сколько ни мучил себя вопросами: ну что в ней такого особенного, чем она ему была так близка и дорога?

Ну а Соня? Она уже в школе влюбилась в своего Крузенштерна. Так прозвали ребята Сашку Морошкина, курсанта училища имени Фрунзе. Он действительно походил на памятник знаменитому мореплавателю, стоящему на набережной, когда замирал около гранитного парапета, гордо скрестив на груди руки, и мужественно сносил балтийский ветер, норовивший снести с него белую бескозырку, невольно оплетавшую его лицо чёрными ленточками. Здесь обычно он ждал Соню. Их счастью завидовали многие. Они поженились сразу после совершеннолетия. И вот через месяц — первый выход в море и эта нелепая катастрофа, обрёкшая Сашу считаться без вести пропавшим.

Одноклассники приняли тост Кумирова, подняли бокалы и продолжили воспоминания и шутки, пока Зина и Игорь вновь не коснулись наболевших вопросов.

— А я считаю, что никому помогать не надо! — Кумиров повысил голос. — Неужели ты не понимаешь, что сейчас происходит элементарный естественный отбор? Нам действительно заданы новые условия выживания: те, кто может перестроиться, — остаются на плаву, ну а кто не может, — прости меня, исчезают. А как было во время ледникового периода, захвата страны иноземцами, разных эпидемий? По-моему, всё это очень похоже и неизбежно.

— Значит, я тоже исчезну? — почти закричала Зина. — Чем же я хуже тех, кто выживает? Ну хоть тебя, который смог преступить то, что я — не могу. Да, нас так воспитывали, и я хоть не была особым другом советской власти, да и в партии, вы знаете, никогда не числилась, кстати, в отличие от тебя, Кумир, но я всегда повторяю одно и то же: не нужно было ломать то, что строили, нужно было пристраивать или, к чему нас призывали, — перестраивать!