Читать книгу - "Ходи осматриваясь - Вадим Григ"

— Сделаю, сделаю. Кормись от моих щедрот.

Я поспешил к себе и кинулся к телефону. Господин Куликов оказался на месте.

— Да-да, мне передали, — услышал я глухой баритон и почему-то представил широкозадого мужика с двойным подбородком. — Всегда готовы услужить прессе. Можем договориться на понедельник, где-нибудь во второй половине дня. Устроит?

Сознавая, что такая настырность смыкается с нахальством, я без зазрения совести приврал:

— Понимаете, у меня горящий материал. В выходные нужно над ним поработать, а кое-что требует прояснения. В частности, есть пара вопросов по вашему банку. Что, если я подъеду к концу дня? Долго вас не задержу, управимся, думаю, минут за пятнадцать.

Он замялся, покряхтел, помолчал и нехотя согласился принять меня в шесть часов.

Потом я направился к шефу. В ближайшие дни моя голова будет конечно же забита не редакционными делами, и его не мешало предупредить. Не задерживаясь, я улыбнулся Леночке и прошел в кабинет. Шеф встретил меня участливым взглядом, отодвинул лежавшие перед ним бумаги и указал на стул.

— Слышал, что-то случилось. Выглядишь неважнецки.

— Пропал Борис Аркин, — сказал я.

— Как это — пропал? — встрепенулся шеф.

Он был знаком с Борисом лично и знал про наши дружеские отношения. Я вкратце изложил пятничные события: про переполох в издательстве, про свои лихие гонки по квартирам и телефонные метания.

— М-да, — протянул шеф. — Супруге сообщил? В милицию заявляли?

— Жена — на даче, с этим пару дней решил потянуть. Ну а милиция… Туда, наверное, еще рано. Насколько знаю, чтобы объявить человека пропавшим, надо выждать какое-то время.

— Ерунда, — бросил он, — что тратить время попусту.

Он энергично взялся за телефон, набрал какой-то номер и, соединившись, бегло обрисовал кому-то ситуацию, потом, прикрыв трубку рукой, повернулся ко мне:

— Подъехать сможешь?

— Не сейчас, — резко замотал я головой, — в понедельник. Лучше в понедельник.

Он негодующе подвигал бровями, затем вновь обратился к трубке, сказал про понедельник, послушал, поблагодарил, произнес две-три общие фразы, распрощался и вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами и повторил:

— Лучше в понедельник. Может, что-нибудь прояснится. Объявится Мила или он сам… Стоит подождать день-другой.

Он явно почувствовал мое подспудное нежелание вдаваться в подробности и сказал:

— Тебе виднее — будь по-твоему. В понедельник, если ничего не изменится, созвонишься с Гринько из пресс-центра ГУВД, ты его знаешь. Обещал посодействовать. Это ускорит дело. А о работе пока можешь не беспокоиться. Располагай собой. Срочного ничего как будто нет, а остальное потерпит.

От шефа я вышел с каким-то странным унылым чувством вины. Получалось, что подсознательно я жажду оттянуть, отодвинуть момент обращения в милицию. Для проволочек не было никаких объективных оснований, ничего ведь не изменится ни до понедельника, ни позднее. Но во мне все противилось: я знал, что полной правды не открою, и это меня угнетало. Двусмысленность позиции, вероятно, и побуждала подспудное желание остаться в стороне, уклониться от тягостной миссии заявителя и тем самым — от непреложности выбора. Как будто он был у меня, этот выбор. Поведать об убийстве, о том, как Борис избавился от трупа возлюбленной, а теперь вот внезапно исчез — бррр, меня передернуло от одной мысли о том, насколько сместятся акценты в головах тех, кому я откроюсь.

Ладно, сказал я себе, не надо занимать мозги миллионом бессмысленных душевных терзаний. Сейчас единственное мое оправдание — в действии. Если удастся разобраться в подноготной исчезновения Бориса, будет время предаться очистительной рефлексии. Если, конечно, удастся…

До назначенной встречи с Куликовым оставалось чуть побольше двух часов. Я решил было перекусить, но уже за рулем передумал. В голове давно уже ворочалась мысль: где разыскать номер подруги Тамары? И внезапно озарило: я вспомнил, что многие свои интимные записи, не предназначенные для бдительных глаз Милы, он держал в издательстве — не мешало бы там покопаться. Да и вообще стоило поворошить его рабочее место — вдруг набредешь на какую-нибудь нежданную подсказку.

Уже через полчаса я был на Каланчевке и поднялся на четвертый этаж. Большая — даже слишком — полупустая приемная директора напоминала наспех оборудованный провинциальный выставочный зал: пара металлических книжных стендов по углам, на стене слева — стеллаж с альбомами разных форматов, повсюду репродукции картин отечественных мастеров в простеньких латунных багетах. Одинокий стол с боковой пристройкой под дюжину телефонов и модерновый ксерокс, наверное, чувствовали себя здесь довольно сиро и неуютно, точно случайные пришельцы из другого мира. Притулившаяся между ксероксом и телефонами полноватая матрона, уже в летах, лениво оторвала узкие глаза от толстенного гроссбуха и гортанно проговорила:

— Здравствуйте. Вам к кому?

Я узнал голос своей недавней собеседницы и, изобразив улыбку, назвал себя. Последовало восклицание непонятного характера: «О-ах!» Но я поспешил предотвратить извержение вопросов, готовых захлестнуть меня мощным потоком:

— Егиян у себя? Будьте любезны, доложите. Я буквально на минуту.

— Конечно, конечно, — захлебнулась она и поплыла к обитой черной кожей двери, забавно покачивая тяжелым задом и приговаривая: — Сейчас-сейчас. Он примет. Он свободен. Так ждал вашего звонка.

Дверь осталась приоткрытой, и я слышал ее приглушенный гортанный голос, потом раздался громкий тенорок: «Зови, зови!» Не дожидаясь, я уже шагнул за порог. Выйдя из-за стола, он семенил мне навстречу, выставив почти под прямым углом коротковатую пухлую руку.

Я был давно с ним знаком, и он мне всегда активно не нравился. Не нравился и по форме: полненький коротыш, метра полтора с гаком, узкий лоб, сплюснутый нос с растопыренными ноздрями, под плотным навесом встрепанных, мохнатых бровей — небольшие, совсем не армянские, маслянистые глаза, недобрые, как у бульдога. И по содержанию: не люблю хватких нуворишей, у которых мозги зашорены мошной. Раза два мне довелось близко с ним пообщаться, но в памяти остался лишь блестящий афоризм: «Удовольствия без денег не бывает». Говорят, особенно в министерских кругах, что он умен, деловит, энергичен. Не знаю. Если «умен» от «уметь», то наверное: сумел же человек тихой сапой прикарманить уникальное государственное издательство. Чертиком выскочил из тьмы неизвестности в директора одного из признанных культурных центров, потом посуетился, повертелся и внезапно ко всеобщему недоумению оборотился в его владельца, хотя продолжает скромно именовать себя директором, правда — уже с добавлением «генеральный».

Он предложил мне сесть и, плюхнувшись в высокое черное кресло, с недовольством спросил:

— Что, не нашли его, да?

— Да, — признал я, — пока не появлялся.