Читать книгу - "Мимо денег - Анатолий Афанасьев"

Московская летняя ночь похожа на объятия пожилой турчанки — сладострастные, пропитанные густыми ароматами, навевающие грезы, но наступает опасный час между тремя и четырьмя утра, когда город погружается в ледяное беспамятство и из всех щелей и подвалов выбираются на охоту подземные жители: крысы, жуки-долгоносики величиной с грецкий орех, с железными щупальцами; длиннохвостые твари, бывшие когда-то рыбами, но давно покинувшие отравленную реку, несущие на мелких акульих зубах капельки смертельного яда; и еще разная нечисть, не имеющая определенного облика, названия, посылающая впереди себя, как лампа Чижевского, поле электромагнитных импульсов. Горе путнику, который зазевается и окажется в их власти. К концу тысячелетия в Москве каждую ночь бесследно исчезало больше людей, чем рождалось. Пропавших никто не искал, милиция всеми правдами и неправдами старалась уклониться от заведомых «висяков». Разумеется, если исчезал богатенький мальчик или девочка, их портреты показывали по телевизору, но это уж так, в утешение родителям, готовым платить.

В одном из укромных уголков Лосиного острова еще с вечера затаилось в кустах волосатое существо. Неподвижное, мышиного цвета, оно было неразличимо, и лишь когда изредка, с тихим щелчком вскидывало веки, в зарослях будто вспыхивали два алых уголька. Существо наслаждалось покоем и размышляло. Перед тем как выйти на поверхность, оно пролежало несколько дней в подземном бункере, возле теплой асбестовой трубы, и, как всегда после долгого забытья, испытывало горькую муку идентификации. Но ближе к ночи, когда парк опустел, память наконец восстановилась и существо обрело себя.

Постанывая, оно распрямилось, стряхнуло с себя тяжесть телесной немоты и, с каждым движением обретая все большую бодрость, выбралось из зарослей на тропу. Теперь стало видно, что существо имеет человечью породу, вплоть до того, что чресла обмотаны джинсовой тканью с обвисшей бахромой. В ночной тишине вдруг хрипло, натужно прозвучал голос: «Эдик, здравствуй, дорогой!» — и существо визгливо рассмеялось. Теперь оно знало, что делать дальше. Возвращение собственной сути было связано с глубокими, сложными переживаниями, но перво-наперво надо было насытить утробу. Голод сосал кишки крохотными пиявками, и это мешало сосредоточиться на сокровенном, еще ни разу не удовлетворенном желании, которое вот уже год, или два, или три поддерживало в нем волю к жизни. Не спеша оно побрело в сторону горящих в отдалении фонарей, просвечивающих сквозь деревья то вспыхивающими, то исчезающими желтыми звездочками; и когда фонари перестали плавать и вытянулись в тусклую извилистую линию, выходящую к жилым массивам, никто бы уже не усомнился, что по дороге ковыляет человек, пусть заросший черными волосами, как мхом, пусть в набедренной повязке, как туземец с Гаити, но именно человек, и никто иной, гомо сапиенс. И у этого человека было человеческое имя — Эдуард Корин.

От радости, что перевоплощение заняло на сей раз меньше времени, чем обычно, он вторично рассмеялся подлаивающим смехом. Ночная охота началась…

Славик Кирза подцепил телочку в баре в Сокольниках, но ошибся, приняв ее за дешевку. Днем он срубил пару сотен баксов, развозя Бултыгу с пацанами по точкам, и к вечеру у него появилось намерение расслабиться и потратить денежки с толком. Бар ему хорошо знакомый, он снимал квартиру неподалеку и частенько тут загружался перед тем, как пойти на лежку. Телочка ему сразу приглянулась, позже он только укрепился в первом впечатлении: совсем юная, лет пятнадцати, но с налившейся фигуркой, с аккуратными, в кулачок, как он любил, грудками, с веселым аппетитным ротиком, с томно блуждающим взглядом, — короче, обыкновенная соска, но с изюминкой, с маленькой приятной загадкой. И вдобавок одна, что свидетельствовало о безоглядной сексуальной целеустремленности.

Поначалу все шло по накатанной схеме: девушка с удовольствием, не понтуя, приняла приглашение раздавить бутылец, пила с ним наравне, хорошо отзывалась на шутку, с робостью в зеленоватых очах внимала его немудреным историям, и вскоре они оба уже чувствовали себя так свободно и раскрепощенно, будто познакомились сто лет назад. В этом не было ничего удивительного: опытный сердцеед, Славик умел обращаться с дамами, умел для каждой найти ласковое словцо, и осечки у него случались крайне редко и, уж конечно, не с такими, как эта пигалица, по всей видимости, совсем недавно открывшая счет любовным приключениям. Чертовщина началась после того, как Славик, залудив очередной матерный анекдотец, деловито поинтересовался:

— Ну что, Натали, поплыли ко мне?

Нормальный вопрос подействовал на нее как-то странно: она надулась и погасла.

— Ты чего? — удивился Славик. — Какие проблемы?

— Ой, Славик, извини, мне пора домой.

— Не понял? В каком смысле?

Под его суровым взглядом девчушка совсем похужела, как-то вся заштопорилась.

— Славик, я, наверное, неправильно себя вела… Ты, наверное, подумал… Но я не такая.

— Какая — не такая?

— Я не сплю с мальчиками, — бухнула Натали, и на щеках у нее вспыхнули два розовых пятна.

— Не спишь? — уточнил Славик. — А водяру глушишь?

— Водку все пьют, — разумно ответила красавица. — Какое это имеет значение?

На месте Славика любой уважающий себя пацан, разумеется, психанул бы, но ему стало только еще интереснее. Девочка решила крутануть динамо, но почему?

— Хорошо, — сказал он спокойно и недрогнувшей рукой разлил остатки из бутылки. — Тогда давай просто погуляем. В парк сходим. Вечерок-то клевый. Или в машине посидим. У меня тачка неподалеку.

— Лучше погуляем.

Прогулка затянулась на несколько часов и занесла их в глубину Лосиного острова. Девочка оказалась натурально с приветом. Целовалась охотно и с такой страстью, что Славик несколько раз оказывался на грани оргазма, но все попытки перейти к нормальному акту окончились плачевно. Когда казалось, что ей уже некуда деться и сейчас это неминуемо произойдет, Натали вдруг начинала бешено вырываться и вопить. Он уже отвесил ей пару полноценных оплеух, которые подействовали не больше, чем комариные укусы. Не привели к желаемому результату и хитрые приемчики, которыми он владел в совершенстве, и интеллектуальные увещевания. В последний момент срывалась, как рыба с крючка. Славик не знал, что и думать. Уже сто раз она выдала свою коронную фразу: «Ой, меня мама ждет!», но на самом деле, он чувствовал, никуда она не спешила. В третьем часу ночи, измученные и обессиленные, они сидели на перекошенной скамейке посреди уснувшего, притихшего леса, курили и мирно обсуждали сложившееся положение.

— Пойми, придурошная, — устало наставлял Славик. — Допустим, не косишь. Допустим, действительно целка. Что из этого? Какой вывод? Рано или поздно, все равно придется начинать. Так почему не сейчас? Ты же сама сказала, что влюбилась с первого взгляда. Или прикололась?