Читать книгу - "Египтянин - Лейтон Грин"

– Послушайте, у меня сегодня еще ряд дел. На болтовню нет времени.

– Почему бы нам…

Она запнулась. От толпы отделились несколько мужчин и направились к ним. Тот, что в центре, здоровенный детина с татуированной шеей и собранными в хвост волосами, схватил журналистку за локоть и попытался всучить ей плакат. От детины несло спиртным, а под байкерской курткой виднелась футболка с эмблемой «Армии жизни». Вероника попробовала вырваться, но он держал крепко.

Грей прижал большой палец к ямке на горле детины, тот поперхнулся и выпустил журналистку. Однако тут же выругался, замахнулся и попер на обидчика. Грей отступил, но детина только входил в раж. Доминик увернулся от следующего удара и пнул противника в пах. Тот переломился пополам, втягивая воздух. Грей, который уже начал выпрямляться, впечатал нос детины в свое колено, потом схватил его за волосы и одновременно подставил подножку. Соперник грянулся оземь и остался лежать. Вперед выступил тип с толстыми руками и пивным животом, проверяя, как там его товарищ, а к Грею уже спешили новые громилы в байкерских куртках. Он взял Веронику под локоть и повел за собой.

– Идите себе спокойно, – пробормотал он. – Банды – как собачьи стаи: если обезвредить вожака, их парализует.

Они отступали, пока не свернули за угол. После этого между ними и толпой образовалась некоторая дистанция. Грей поразился, увидев, что Вероника по-прежнему невозмутима.

– Спасибо, – сказала она. – Теперь обратно на Манхэттен?

Грей кивнул, и они, не снижая темпа, бодро двинулись к железнодорожной станции. Шум толпы стих, сменившись искусственным спокойствием пригорода.

– «Армия жизни» – это просто анекдот, – не сбавляя шага, заявила Вероника. – Мне известно название компании, которая вам нужна, но я хочу знать, зачем вы ее ищете. Это как-то связано с минотавром или дело в другом?

– Что вы имеете в виду?

– Во время драки у вас пиджак задрался, и я невольно заметила, что вы без пистолета. Я не знаю ни одного федерального агента, который не брал бы на задание оружие. А еще ни разу не видела, чтобы они приезжали на поезде, пусть даже с Манхэттена.

– Теперь видели, – на ходу бросил Грей.

Вероника коснулась его руки:

– Я знаю мир биотехнологий. Давайте встретимся, выпьем и, возможно, обменяемся информацией.

Грей заметил вдалеке железнодорожную станцию. Ему не терпелось как можно скорее покинуть это безликое место с безупречными газонами. Вероника сунула ему в карман визитку.

– Пересечемся буквально на полчаса, и я скажу вам название компании, независимо от того, поделитесь вы со мной информацией или нет. Мне плевать, зачем вы сюда приехали и на кого работаете. Вы не прогадаете в любом случае. – Развернувшись, журналистка двинулась туда, откуда они только что пришли.

– Вы не на поезд? – окликнул ее Грей.

– У меня машина в паре улиц отсюда стоит.

Грей понаблюдал, как Вероника плывет по тротуару. В сапогах на высоких каблучищах она шла быстрее, чем большинство ходит в обуви на плоской подошве. Компетентность, подумалось ему, вот что излучает эта женщина.

Еще он подумал, что подобная дамочка не станет разбиваться в лепешку, чтобы пройтись с незнакомым мужчиной до станции железной дороги. Разве что у нее будет очень веская причина.

6

В самолете соседка спросила Джакса, всегда ли тот летает первым классом. Перед тем как ответить, он подвинулся поближе и заглянул ей в глаза, чтобы установить доверие.

Венесуэла создавала порой замечательные образчики женского совершенства, к которым относилась и его соседка: кремово-бежевая кожа, рука, покоящаяся на внутреннем изгибе упругого бедра, трепещущие ресницы скрывают глаза с поволокой, похожие на две луны, грудь под блузкой вздымается и опускается в такт жестикуляции.

– Я впервые лечу первым классом с такой прелестной попутчицей, – расплылся в улыбке Джакс. – Обычно рядом со мной сидят тучные гринго.

– А сами вы разве не гринго?

– Только по рождению. – Он протянул руку. – Джакс.

– Грасиэла, – улыбнулась спутница.

Может, дело было в ее карих глазах, но Грасиэла напомнила Джаксу Лизу Делакруз, единственную не белую ученицу в те времена, когда он был старшеклассником. Потрясающая девушка, настоящее украшение школы, но в их крошечном городишке все, кроме Джакса, ее игнорировали.

Мысли о Лизе навели на воспоминания о Дэвиде Джеймсе Смите. Так при рождении нарекли Джакса в больнице, но эта личность осталась в далеком прошлом. Да и кому, скажите на милость, захочется зваться Дэвидом Джеймсом Смитом? Имечко разве что для адвоката по делам налогообложения.

– Очень приятно, Грасиэла, – сказал Джакс. – До чего красивое имя!

– Gracias. Спасибо.

– У вас в Майами родственники?

– Si. Дядя и двое его детей. У вас тоже?

Ах, милая Грасиэла, подумалось ему, моя печальная история шаблонна: бесчувственные биологические родители, временные пристанища в детстве и отрочестве в засушливом уголке Оклахомы, череда приемных семей, способных шокировать своей провинциальностью даже квакера.

– Нет.

– А где ваша семья?

Моя семья, думал он, это прекрасные голубки вроде тебя, разбросанные по всему свету, будто живые сокровища. Я ничего не знаю о своей настоящей родне, плевать на нее хотел, пусть идет ко всем чертям. А если речь о последних приемных родителях, то я расстался с ними, когда уезжал из Оклахомы, записавшись в армию. Через пять лет оба умерли от рака легких, тут и сказочке конец.

– В Монтане, – соврал он.

– Монтану я совсем не знаю. Бывала только в Майами, Нью-Йорке и Чикаго. – Первое название она произнесла по-испански, «Мьями», а остальные по-английски. – Как вам моя страна?

– Потрясающе, – признал Джакс. – Уже по ней скучаю.

– По работе приезжали или отдохнуть?

– Небольшой отпуск себе устроил, Грасиэла. Каждому время от времени нужно немного свежего воздуха и солнышка.

– Значит, вы живете не в Майами, там-то солнышка в избытке. А где же тогда?

Грасиэла была дьявольски сексапильна, но была в ней какая-то… невинность, что ли, которая загоняла в угол физическое влечение и открывала клапан для размышлений, остановить которые никак не удавалось.

Где я живу? Да много где, прелесть моя. Много где. О местах, где я обитал до Оклахомы, даже думать не хочется, уж слишком плохие воспоминания. Я мог бы остаться в Оклахоме. Я был хорош в футболе, лихо пил виски и волочился за женщинами – как раз это и приветствовалось в нашем городе. Но меня душила перспектива будущего, которое там открывалось: черная дыра банок из-под пива, торговых центров и слишком знакомых лиц. Нет, Грасиэла, это не для меня. Совсем не для меня.

Поэтому я завербовался в армию, научился там выживать и убивать. Добровольцем поехал за границу, повидал мир, пусть даже и мельком, и достаточно попробовал