Читать книгу - "Братство смерти - Эрик Джиакометти"

Париж, сад Нельского особняка, 13 марта 1355 года

Нельская башня, возвышавшаяся на берегу Сены, вот уже много лет пользовалась дурной славой. Рассказывали, что в начале столетия королева Маргарита сбрасывала обессиленных после плотских утех любовников в реку. Простой люд считал этот квартал проклятым, и поэтому королевский приказ развести в подобном месте костер только способствовал распространению слухов о тяжком преступлении, связанном с худшим из всех видов колдовства.

Зеваки толпились на оконечности острова Сите. Факелы освещали гроздья человеческих тел, прижавшихся друг к другу, словно то были тяжелые, налитые соком ягоды винограда перед самым сбором. Едва стражники с копьями в руках преградили доступ к башне, толпа сразу же загудела. Сначала раздались насмешки, выкрикиваемые женщинами. Однако солдаты, одетые в кольчуги, оставались невозмутимыми. Потом самые смелые, пританцовывая, подошли ближе к лучникам. Они оскорбляли их и провоцировали толпу непристойными жестами.

Надо сказать, что военные утратили свой престиж лет пятьдесят назад. Постоянные победы англичан, отсутствие безопасности в самом центре Парижа, крестьянские мятежи, которые вспыхивали в провинциях, уничтожили почтение и страх перед людьми, носящими шпагу. Солдаты знали об этом и остерегались отвечать на провокации простонародья, опасаясь бунта.

В конце концов Никола Фламель решил последовать за соседом. Они заняли места возле строящейся часовни. Там было немного спокойнее. Цех лодочников и перевозчиков через Сену пользовался уважением, а у мэтра Майара там нашлись друзья.

— Право, сосед, разве мы плохо расположились?

Фламель ничего не ответил. Он неохотно принял приглашение меховщика. Пытки и казни вызывали у него отвращение, но в эти смутные времена было неразумно выделяться. Если народ Парижа радовался, видя, как сжигают еврея, следовало, по крайней мере внешне, разделять эту подлую радость. Впрочем, сами кюре призывали свою паству присутствовать на подобных зрелищах. Еще одна возможность для Церкви продемонстрировать свое могущество, а главное — наказание, уготованное тем, кто осмеливался ослушаться ее. Однако художника мучил один вопрос.

— Мэтр Майар, разве вы мне не говорили, что его судили и приговорили к смерти по воле короля? Значит, речь не идет о деле, связанном с ересью, деле, которое входит лишь в компетенцию Церкви.

Меховщик наклонился к соседу.

— Да, я так и сказал. Наш добрый король лично пригласил этого испанского еврея ко двору. Исключительная милость, которой он оказался недостоин.

— Но ведь прошло уже несколько десятилетий, как их изгнали из королевства…

— У короля были свои причины.

Фламель продолжал настаивать.

— Несомненно, он лекарь. Говорят, что в Авиньоне, где живет Папа, все лекари являются потомками Авраама и пользуются большим уважением.

Мэтр Майар понизил голос.

— По правде говоря, серьезно больны финансы королевства.

— Значит, он банкир?

— Даже банкир не в состоянии удержать на плаву королевскую казну. Нет, речь идет о…

Слово утонуло в гуле толпы. Стражники принесли вязанки хвороста и сложили их к подножию креста. Гул нарастал.

Появился палач. Одетый в черный камзол, с кроваво-красной маской на лице, он медленно шагал вперед, окруженный своими помощниками, словно почетной свитой.

— Колесо! Колесо!

Со всех сторон раздались крики, эхом отразившиеся от каменных фасадов.

Народ требовал самого сурового наказания для того, кого обвиняли в самых страшных преступлениях. Люди хотели видеть, как потечет кровь, собираясь смаковать зрелище в течение нескольких часов.