Читать книгу - "Девять негритят - Андрей Ильин"

7 ноября 1946 года

Где-то там, в тамбуре, громко хлопнула входная дверь. И почти сразу же после нее и гораздо громче хлопнула еще одна — внутренняя, и в бараке вспыхнул свет.

У входа, под болтающейся под потолком лампочкой, стоял русский офицер в белом овчинном полушубке, в шапке-ушанке и валенках. На его плечах и спине белели холмики снега. Офицер стоял, широко расставив ноги, но все равно немного покачиваясь.

— А ну, подъем, япошки узкоглазые! — громко крикнул капитан.

И икнул.

На трехъярусных, под самый потолок нарах разом зашевелились сотни людей. В проход свесились головы.

Зэки не спешили выполнять приказание, чего-то выжидая. Зэки, если нет такой необходимости, никогда не спешат, надеясь на то, что все как-нибудь образуется само собой. Вылезать из-под холодных, но все равно хоть чуть-чуть греющих одеял никому не хотелось. В бараке было холодно, градусов пять ниже нуля, поэтому от свесившихся в проход лиц поднимался вверх пар, а лежащий на полу снег и лед не таяли.

Дверь тамбура хлопнула еще раз, и в барак ввалилось еще несколько офицеров в полушубках, перепоясанных портупеями. Лица их были возбуждены и багровы от мороза и выпитой водки.

— Ну ты где? — крикнули они. — Брось… Ну их к черту! Пошли.

Но офицер уходить не желал.

Он стоял, мрачно глядя перед собой, может быть, даже не видя нар и выжидающе уставившихся на него сотен глаз. Что-то у него, видно, в голове замкнуло.

— Ну вы чё, не поняли? — рявкнул он. — Я сказал, япону вашу мать, подъем! Одна минута! Отсчет пошел!..

Раз!..

Зэки поняли, что отлежаться не удастся, и, отбрасывая одеяла и натыкаясь друг на друга, стали прыгать вниз, на ледяной пол. Теперь они спешили, опасаясь оказаться последними. Это очень важно — не быть первым и не быть последним, быть посередке, растворенным в массе таких же, как ты, заключенных. Тома тебя не заметят, не выделят, не накажут, не пошлют на какие-нибудь дополнительные работы. Тот, кто опаздывает или лезет вперед, обречен на вымирание. Тот, кто держится середки, тот, возможно, протянет лишний год. Такая наука…

Зэки рушились на пол, быстро разбираясь и выстраиваясь в шеренги. Обувь они надеть не успели и поэтому стояли на ледяной, покрывавшей доски пола корке голыми ногами, растапливая ее своими пятками.

Зэки были все сплошь японцами — были военнопленными разбитой в Маньчжурии Квантунской армии. Их конвоировали сюда, в Сибирь, целыми подразделениями, где они, утопая в русской грязи и снегах, забирались в гиблые таежные урманы и, валя лес и натягивая колючую проволоку, сами для себя строили лагеря.

Военнопленные стояли ровными шеренгами, по росту, обратив лица к русскому офицеру. Уж к чему, к чему, а к дисциплине их в японской армии приучили!

— Ну что, косоглазые? — уже чуть более миролюбиво спросил офицер, топчась подшитыми валенками вдоль ровненького ряда босых ног. — Спать хочется, да? А вот хрен вам на рыло, а не спать! Воевать надо было лучше! Нынче вам не Порт-Артур! Это вы царя-батюшку могли и в хвост и в гриву. А нас — вот вам!

И офицер не без труда сложил и показал зэкам кукиш.

— Мы вас как щенят!.. Потому что у вас кишка тонка против нас, русских! Мы вас тогда, под Халхин-Голом, уделали и теперь тоже!

Офицер был пьян и был добродушен.

— Хватит, пошли, они уже все поняли, — тянули его за рукав приятели, но тот упирался.

— Сейчас, сейчас, я им еще пару ласковых скажу!..

Зэки стояли молча, не протестуя и никак не выражая своего недовольства, лишь дружно загибая вверх большие пальцы на озябших ногах.

— Сегодня я добрый, потому что сегодня великий праздник! — сказал офицер, задрав вверх, к потолку, указательный палец. — Сегодня годовщина Великой Октябрьской Социалистической революции. Поняли, гниды узкоглазые? Сегодня нельзя спать, сегодня надо праздновать! Всем!..

И, качнувшись и чуть не упав, офицер сунул руку куда-то внутрь полушубка, вытянув бутылку водки.

— Сейчас мы будем пить за Великую революцию! — сообщил он.

— Ну все, совсем развезло мужика! — недовольно покачали головами другие офицеры, которые, вместо того чтобы сидеть за праздничным столом, вынуждены были торчать в вонючем полутемном бараке. — Кончай, Пашка, дурить! Пошли домой…