Читать книгу - "Ради Елены - Элизабет Джордж"

Энтони продолжал сидеть в машине. Он ждал, пока заговорит его первая жена. Но сидящая рядом Глин упорно хранила молчание, которым приветствовала его на вокзале Кембриджа.

Глин не позволила Энтони отправиться за ней в Лондон, нести ее чемодан и открывать для нее дверцу машины. И она не позволила ему видеть ее горе. Энтони все понял. Он уже винил себя в смерти дочери. Чувство вины охватило его после опознания тела Елены. Глин не было нужды обвинять его.

Энтони увидел, как Глин скользнула взглядом по дому, и ему стало любопытно, скажет ли она что-нибудь. Она не была в Кембридже с тех пор, как в первом триместре помогла Елене устроиться в Сент-Стивензе, но даже тогда не заходила на Адамс-роуд.

Энтони знал, что Глин сочтет этот дом символом второго брака и профессиональной эгоцентричности, наглядной демонстрацией его успеха. Кирпичные стены, три этажа, белые рамы, декоративная плитка, начинающаяся со второго этажа, стеклянная мансарда. Этот дом был живым напоминанием о тесном закутке — трех маленьких комнатках на Хоуп-стрит, где они ютились больше двадцати лет назад, когда только поженились. Новый дом стоял особняком в конце извилистого переулка, вдали от соседских. Это был дом известного профессора, уважаемого сотрудника отделения истории, а не полутемная нора, где разбивались надежды.

Справа от дома росли буковые деревья в великолепном осеннем уборе. Из кустов выскочил ирландский сеттер и радостно помчался к машине. Увидев собаку, Глин впервые заговорила глухим, бесстрастным голосом:

— Это ее собака?

— Да.

— В Лондоне мы не могли завести собаку. Квартира была слишком маленькой. Она всегда хотела собаку. Она мечтала о спаниеле. Она…

Глин оборвала фразу на полуслове и вышла из шины. Собака неуверенно сделала несколько шагов, свесив набок язык в веселой ухмылке. Глин посмотрела на сеттера, но даже не приласкала его.

Собака подошла поближе и обнюхала ноги Глин.

Жегщина резко повернулась и взглянула на дом:

— Джастин устроила тебе уютное гнездышко, Энтони.

Дверь между двумя кирпичными колоннами отворилась, и по блестящим дубовым панелям скользнули лучи тусклого осеннего солнца. В проеме стояла Джастин, жена Энтони, положив руку на дверной звонок.

— Входи, Глин. Я приготовила чай, — произнесла она и отступила назад, мудро воздержавшись от ненужных соболезнований.

Энтони вошел следом за Глин в дом, отнес ее чемодан в комнату для гостей и вернулся в гостиную. Глин стояла у окна, глядя на лужайку, красиво обнесенную белой решеткой из кованого железа, которая поблескивала сквозь туман, а Джастин, сжав руки на груди, остановилась у дивана.

Между первой и второй женой Энтони не было ни малейшего сходства. В свои сорок шесть Глин не сопротивлялась надвигающейся старости. У глаз появились морщинки, от носа к губам пролегли глубокие складки, подбородок обвис. В длинных, гладко зачесанных назад волосах Глин блестели седые пряди. Бедра и талия раздались, и она скрывала их твидовым пиджаком свободного покроя. На ней были чулки телесного цвета и простые туфли без каблуков.

В отличие от Глин, тридцатипятилетняя Джастин по-прежнему сохраняла очарование молодости. У нее было одно из тех редких лиц, которые с возрастом становятся только привлекательнее. Джастин не блистала красотой, но была на редкость обаятельна: гладкая кожа, голубые глаза, выступающие скулы, твердый подбородок. Она была высокой и худощавой, с каскадом пепельных волос, свободно рассыпанных по плечам, как и в юности. Она была в той же одежде, в которой собиралась утром на работу — серый костюм с широким черным поясом, серые чулки, черные лодочки, серебряная брошка на отвороте пиджака. Как обычно, Джастин выглядела безупречно.

Энтони заглянул в столовую, где жена накрыла стол. Он служил наглядным доказательством того, чем она занималась с той минуты, как он позвонил ей в «Юниверсити Пресс» и сообщил о смерти дочери. Пока Энтони ездил в морг, в полицейский участок, в колледж, к себе на работу, на вокзал, пока ходил на опознание тела, отвечал на разные вопросы, принимал нелепые соболезнования и звонил своей бывшей жене, Джастин готовилась к предстоящим дням траура. Накрытый стол свидетельствовал о ее стараниях.

На скатерти стоял фарфоровый сервиз — свадебный подарок с узором из золотистых розочек и витых листьев. Среди тарелок, чашек, серебра, хрустящих белых салфеток и вазочек с цветами покоился маковый пирог, стояли два подноса с тонко нарезанными ломтиками хлеба с маслом и свежими булочками, креманки с клубничным джемом и взбитыми сливками.

Энтони взглянул на жену. Джастин улыбнулась, махнула рукой в сторону стола и повторила:

— Я приготовила чай.

— Спасибо, милая, — ответил Энтони. Слова прозвучали натянуто и неестественно.

— Глин, что ты будешь?

Глин скользнула взглядом по столу, перевела глаза на Энтони:

— Нет, спасибо, я ничего не хочу. Джастин обернулась к мужу:

— Энтони?

Какое-то мгновение он словно парил в пространстве, не зная, отказаться или нет, потом подошел к столу. Взял бутерброд, булочку, ломтик пирога. Еда казалась пресной.

Джастин шагнула к нему с чашкой чаю. От чашки пошел пар, наполнив воздух фруктовым ароматом травяного чая, который она любила. Оба стояли перед накрытым столом, глядя на сверкающее серебро и свежие цветы. Глин стояла у окна в другой комнате. Ни Энтони, ни Джастин не сели.

— Что сказали в полиции? — спросила Глин. — Мне они не звонили.

— Я их попросил.

— Почему?

— Я думал, лучше мне…

— Тебе?

Энтони видел, как Джастин поставила чашку на стол и принялась пристально разглядывать ее.

— Что с ней случилось, Энтони?

— Глин, сядь. Пожалуйста.

— Я хочу знать, что произошло.

Энтони поставил тарелку рядом с чашкой, к которой не притронулся, и вернулся в гостиную. Джастин последовала за ним. Он сел на диван, жестом попросил жену сесть и замолчал, ожидая, что Глин отойдет от окна. Она осталась на месте. Джастин крутила на руке браслет, подаренный ей на свадьбу.

Энтони повторял про себя приготовленную для Глин фразу: «Елена совершала утреннюю пробежку, и кто-то убил ее. Ее ударили по голове и задушили».

— Я хочу видеть тело.

— Нет, Глин. Не надо.

Впервые за день голос Глин задрожал.

— Это моя дочь. Я хочу увидеть тело.

— Не сейчас. Позже. Когда в похоронном бюро…

— Я хочу видеть ее, Энтони.

Энтони услышал стальные нотки в голосе Глин и знал, к чему это приведет. Он попытался ей помешать:

— Одна сторона ее лица изуродована. Видны кости. Носа нет. Ты это хочешь увидеть?

Глин порылась в сумке и вытащила салфетку.