Читать книгу - "Тайное становится явным - Марин Монтгомери"

В этот раз первой снова заговаривает Шарлотта, спрашивает, в этом ли районе я живу. И выглядит практически разочарованной, когда я отрицательно качаю головой.

– Нет, но мне тут очень нравится. Особенно ваш дом. Я не только из-за включенного света к вам постучалась. Еще потому, что у вас лучший почтовый ящик.

– Почтовый ящик?..

– На нем моя любимая птица.

– Павлин?

– Ну да, это звучит глупо… Я просто часто хожу мимо вашего дома, и он для меня как ориентир – полпути до автобусной остановки.

Шарлотта выглядит польщенной.

– Этот ящик мне мама подарила, вроде как в шутку. Но я к нему прикипела, – объясняет она и коротко смеется. – Удивительно, как соседи еще не подали жалобу, что я порчу стиль всей улицы.

Этот почтовый ящик стоит на птичьих лапках, сам он весь в голубых и фиолетовых перьях. Еще у него глаза сияют, как велосипедные фликеры. Никогда ничего подобного не видела.

– А мне кажется, он классный. И у вас вообще отличный дом.

После этих слов мои губы вдруг горестно искривляются. Потому что я должна была расти в таком доме. С обоими родителями. И чтобы все было спокойно и ясно.

– Спасибо, – отрешенно произносит Шарлотта. Может быть, я сказала лишнего? Я срочно пытаюсь придумать, как мне разрядить возникшее напряжение. Что вообще любят люди в пригородах? Сказать что-нибудь хорошее про семью и детей? Я смотрю на ее безымянный палец и замечаю тонкое бриллиантовое кольцо. Ну что ж, неплохая возможность.

– Красивый мужчина. Как его зовут? – меняю я тему и киваю на один из снимков, где Шарлотта рядом с каким-то брюнетом. Они крепко обнимают друг друга, глаза у них сверкают – ну или, может, просто чуть стеклянные, потому что они выпили… А вот фото рядом явно очень старое. Они стоят на каком-то стадионе, наверное, еще в колледже, одеты в одинаковые футбольные майки и широко улыбаются в объектив камеры. Мужчина выглядит совсем не так, как я себе представляла. Интересно, тот ли это парень, из-за которого все пошло наперекосяк?

– Ной, – отвечает она, и ее голос смягчается. – Это мой Ной.

– Вы отличная пара, – отмечаю я и принимаюсь растирать шею полотенцем.

– Я его очень люблю.

Теперь, когда речь зашла об этом Ное, Шарлотта словно засветилась изнутри. На ее лице расцвела широкая улыбка.

Ну что ж, теперь я хоть вижу ее преимущество. По крайней мере, у нее идеальные зубы. С улыбкой на губах она даже похожа на достойного человека, а не на угрюмую ведьму.

Вот только она кто угодно, но не достойный человек.

Шарлотта подходит к окну и отодвигает штору, чтобы выглянуть в окно. Я смотрю туда же – дождь потихоньку начинает утихать. Она переводит взгляд на меня, и лицо у нее такое, будто она принимает тяжелое жизненное решение.

– Пока мы тут ждем… Я печенье испекла. Хочешь попробовать?

– С удовольствием.

– А что-нибудь попить? Молоко пойдет? – кричит она из кухни.

– Да, спасибо, – отвечаю я и слышу, как с грохотом открывается и закрывается посудный шкафчик. Позвякивает стекло, а затем Шарлотта возникает из ниоткуда с тарелкой – прямо заправская степфордская жена. Я робко принимаю из ее рук стакан молока и одну-единственную печеньку, хотя сейчас съела бы таких целую тарелку.

– Выглядит просто восхитительно. Они из чего?

– Домашний рецепт, – улыбается Шарлотта. – Сникердудль. Мамин любимый.

Я удивленно наклоняю голову набок. Понятия не имею, что это. Название вообще похоже не на еду, а на какую-нибудь новомодную породу собак, скрещенную с пуделем. Я часто вижу, как такие носятся по нашим улицам, словно маленькие пушистые пони.

– Сахарное печенье с корицей, – объясняет Шарлотта.

– Так вот чем так вкусно пахло.

Я решаю, что это лучшее печенье в моей жизни, когда торопливо прожевываю первый кусок. Хватаю с тарелки еще одно, едва закончив с первым – то есть очень, очень быстро. Второе жую уже медленнее, не забывая запивать молоком. Между мной и Шарлоттой на какое-то время повисает тишина, нарушаемая только бормочущим телевизором.

– Кажется, тебе понравился рецепт моей мамы?

– Просто объедение, – заверяю я. Мой живот вдруг издает урчание, и мы обе смеемся. – Думаю, мой желудок согласен.

– А в какой части города ты живешь?

– Минутах в пятнадцати отсюда.

Я слизываю с губ остатки корицы и сахара, уставившись в пламя камина.

Шарлотта хлопает себя ладонями по коленям, словно сейчас собирается встать и сказать, что я уже засиделась и мне пора идти.

– Тебя подбросить до автобусной остановки?

– Да я дойду без проблем, просто хочу подождать, пока дождь утихнет.

Она бормочет что-то в ответ, но ее слова заглушает громкий рев сирен. На секунду я замираю, опасаясь, что это снова патрульная машина. Затем вспоминаю, что сейчас даже не в своем районе, так что беспокоиться не о чем.

И без того крайне серьезный голос диктора, вещающего что-то с экрана телевизора, приобретает даже тревожный оттенок. Он советует всем зрителям немедленно найти укрытие – так что нам с Шарлоттой еще придется побыть вместе. Внизу экрана мигает красная точка экстренного предупреждения – неподалеку замечено торнадо, будьте осторожны.

Шарлотту начинает трясти, и я кидаю на нее обеспокоенный взгляд. Судя по всему, у нас есть шанс увидеть волшебника страны Оз собственными глазами. Но я понятия не имею, чего Шарлотта так беспокоится-то. Это я тут застряла со злобной ведьмой. Честно говоря, не знаю, что меня больше пугает – перспектива застрять в подвале с этой чокнутой или то, что дом может рухнуть прямо мне на голову.

– Вы в порядке? – спрашиваю я.

– Мне не по душе подвалы.

Да мне они тоже не особо нравятся.

– Все будет хорошо, это просто меры предосторожности, – уверенно произношу я и ставлю тарелку с крошками, оставшимися от печенья, на столик. – Я думаю, ничего страшного не случится. Мы даже заметить не успеем, как все закончится.

– Я пойду поищу фонарик.

Она устремляется на кухню, и я глубоко вздыхаю. Что же хуже – оказаться с Шарлоттой в подвале или получить на свою голову торнадо? Оба варианта могут обернуться катастрофой.

Шарлотта довольно быстро вновь появляется в моем поле зрения – теперь с чемоданчиком для инструментов и пластиковым фонариком. Она принимается возиться с металлическим замком на двери – надо полагать, эта дверь и ведет в подвал. Затем она оборачивается на меня, явно недоумевая, почему я застыла на месте как вкопанная. Я открываю рот.

– Почему дверь заперта? – произношу я, не успев вовремя прикусить язык. Хорошо еще, что я не развила свою мысль, не спросила, почему дверь заперта на огромный навесной замок.