Читать книгу - "Год тумана - Мишель Ричмонд"

— И на каком слове ошиблась?

— «Оппозиция». С двумя «по». А вот это… — говорит она, вынимая из кучи трехцветную прихватку. — Моя приемная мать была буквально помешана на разных поделках. Мы провели Четвертое июля, вышивая патриотическую символику на всяких штуках для кухни.

Бросает прихватку на пол, поднимает коробку и высыпает все вещи в мусорное ведро. Фотографии, бумаги, маленький красный дневник со сломанным замочком. Я поражена тем рвением, с которым Тина отказывается от прошлого во имя будущего.

— Тебе не грустно уезжать?

С минуту она раздумывает.

— Конечно, грустно. Но пора сменить обстановку.

Тина вытаскивает из шкафа гидрокостюм.

— На, примерь. — Девушка оглядывает меня с головы до ног. — Должен подойти.

Гуфи продолжает болтать и, судя по всему, не собирается выходить из комнаты. Сначала пытаюсь разыгрывать скромницу и натягиваю гидрокостюм, не снимая юбки. Но он слишком узок, надеть его трудно, и вскоре Тина принимается втискивать в него мои бедра со словами: «Дай-ка помогу». Когда переходит к груди, вспоминаю субботний вечер в универсальном магазине — мне двенадцать лет, и продавщица в красном костюме помогала примерять мой первый лифчик. Не знаю почему, но начинаю плакать.

— Эй… — Тина вытирает мне слезы. — В чем дело? Хочешь что-то рассказать?

— Нет.

— В воде станет легче. — Она поворачивает меня кругом. — Обычно помогает.

Серф-инструктор прикасается к круглому пятну на моей спине.

— Это что, родинка?

— Нет. Солнечный ожог. В тринадцать лет у меня облезла вся спина, кроме одного этого места. И с каждым годом оно становится все темнее.

— Тоже своего рода память. — Застежка молнии скользит вдоль позвоночника, и меня пробирает дрожь. — Тело вроде как напоминает тебе о том, какая ты была дура. Вот погляди-ка.

Она вынимает из гидрокостюма правую ногу и показывает глубокий лиловый рубец на голени.

— Когда впервые в жизни встала на доску, то упала и запуталась в креплении. Под водой было жутко, я не понимала, где верх и где низ, волна меня просто тащила. Крепление врезалось в ногу, было столько крови… Но честное слово, это лучший момент в моей жизни. Я абсолютно утратила контроль над ситуацией и перестала сопротивляться волне. Круто, блин, получилось.

Мы молча возвращаемся на пляж и спускаемся на песок неподалеку от парковки; океан кажется необъятным и жутким, и я, наверное, просто не готова. Надо бы признаться Тине, что мне страшно. Но времени нет, Гуфи внезапно пускается рысью, крикнув: «За мной!» Она бежит медленно и размашисто, как и все серфингисты, и каждый ее мускул как будто предвкушает близость воды. Я поспеваю за ней; песок сменяется пеной, и приходится бороться с течением. Вода холодна как лед, и в моем мозгу словно вспыхивает электрическая искра.

— Делай, как я! — командует Тина.

Мы ложимся на доски и плывем прочь от берега. Плечи болят, пальцы онемели, рот полон соленой воды, но в этом есть что-то глубоко правильное. Усердно гребем в течение десяти минут, а потом Тина садится на доску. После нескольких попыток мне, запыхавшейся, также удается принять сидячее положение.

— И что теперь?

— Будем ждать.

— Долго?

— Может быть, минуту. Может быть, час. Расслабься.

— Мне адски страшно.

— Не бойся. Когда скомандую, начинай быстро грести. А потом встань. И пусть волна тебя несет.

— Неужели все так просто?

Постепенно тело привыкает к холоду. Тина рядом, но молчит. Облака быстро перемещаются и приоткрывают краешек солнца, но уже через секунду исчезает. Слышу, как волны бьются о берег. Океан медленно колышется под нами, вздымается и опускается. Хочется спать.

— Ты могла бы поехать со мной. — Тина сидит на доске, свесив ноги в воду, руки лежат на коленях, как у выпускницы пансиона. Здесь она, кажется, в своей стихии и как будто полностью принадлежит воде. С трудом представляю ее за партой в душной аудитории колледжа.

— Зачем?

— Прокатишься по Америке. Я взяла напрокат трейлер. Места хватит на двоих.

— Заманчивое предложение, но мне трудно представить себя в Арканзасе.

Волны движутся вверх-вниз, вверх-вниз.

— Что тебя здесь держит?

— Много чего… — Не могу сказать ничего конкретного. — Знаешь, семья у меня была со странностями…

Тина улыбается:

— Со странностями?

— Когда я была маленькой, мама купила нам с сестрой записные книжки, в которых мы раз в год должны были делать записи. Утром тридцать первого декабря, после завтрака, она отправляла нас в разные комнаты, отца — в кабинет, а сама уходила на кухню. Приходилось проводить все утро, подбивая итоги и вспоминая, что сделали и чего не сделали за минувшие триста шестьдесят четыре дня. В полдень мама созывала в столовой семейный совет и заставляла всех по очереди огласить свой список.

— Да, это нелегко.

— Потом просила сказать, что бы мы хотели исправить, если бы могли вернуться в прошлое. Мы были детьми и не видели в этом ничего интересного. Ну, например, «я не стала бы красть пенал у Синди Новак». Или «я как следует бы заботилась о своих рыбках». Когда мы с сестрой перешли в старшую школу, то начали писать всякую чушь, чтобы только вывести маму из себя. Например, «я не стала бы спать со всей футбольной командой».

Тина молча смотрит на горизонт.

— Как интересно, — говорит она. — Мне бы это, наверное, понравилось. Надо же, семейный совет.

— Дело в том, что я не могу избавиться от привычки. Раз в год занимаюсь самокритикой. Вчера вечером как раз об этом думала. Такое ощущение, будто целый год вылетел в какую-то бездонную черную дыру. Жуткий год, который кажется нереальным. Я потеряла Эмму. Нашла Эмму. Точка. И теперь не знаю, что делать дальше. Ведь еще многое может случиться.

Гуфи несколько минут молчит и перебирает руками в воде, вспугивая крошечных рыбок. Они бросаются в разные стороны, их тельца отблескивают серебром.

— Хотелось бы мне быть похожей на тебя, — говорю. — Просто встать и пойти вперед. Начать все сначала.

Если честно, я не знаю, как это — начать сначала. В течение долгого времени для меня не было ничего важнее поисков Эммы. Теперь, когда девочка найдена, я впервые в жизни чувствую себя так, словно мне нечем заняться. Я составляла списки задач и думала о завтрашнем дне. Дома лежит огромное количество непроявленных пленок, до которых вечно не доходили руки — снимки сделаны много лет назад. Может быть, следует начать именно с этого — с работы. А через неделю родится племянница, Маргарет. Жду не дождусь ее появления, так хочется держать крошку на руках, наблюдать, как она растет.

А еще есть Ник — по-прежнему загадка, неисследованная возможность. Легко могу вообразить, как сижу у него на кухне. Мистер Элиот приготовит французские тосты, я пожарю бекон, а потом мы будем сидеть друг напротив друга на длинном диване и читать каждый свою книгу. Как мило.