Читать книгу - "Тайна совещательной комнаты - Леонид Никитинский"

— И наряд пусть вызовут, — включился Тульский, поворачиваясь к Кузякину: — Сядь там. Руки держи на виду.

В монтажную уже торопливо входили понятые из свободной смены охраны, с гадким любопытством разглядывая Кузякина.

— Вы не имеете права подвергать меня обыску, — это Кузякин успел сообразить, пока вызывали понятых, — Я присяжный, у меня сейчас статус судьи. И вообще, я буду с вами разговаривать только в присутствии адвоката.

— Ну, звони своему адвокату, — сказал Тульский, что-то быстро соображая, — Только один звонок. У тебя есть адвокат?

— Кому я буду звонить в девять часов вечера в воскресенье? — сказал, чуть более спокойно, Кузякин.

— Значит, поедешь в камеру до утра. Так устроит, присяжный?

— Ладно, — сказал Кузякин, которому было необходимо время, чтобы подумать.

— Сейчас наряд приедет, и поедем на Петровку, — сказал Тульский, доставая из папки бланк. — А пока разрешите, ваша честь, актировать место предполагаемого преступления. Гражданин Шкулев, покажите понятым, где лежала эта кассета, опишите ее подробно и посмотрите внимательно: больше ничего не пропало?

Понедельник, 31 июля, 10.00

Секретарша Оля, успевшая за три недели перерыва где-то загореть и похорошеть, здоровалась с присяжными радостно, как будто это были ее близкие родственники:

— Здравствуйте, Тамара Викторовна, а вы почему такая бледная, нигде не отдыхали? Здравствуйте, Клавдия Ивановна, как ваш бывший муж, не хулиганит?

— Как же не хулиганит! — сразу завелась «Гурченко». — Мне как раз к Виктору Викторовичу надо зайти по этому поводу, он уже здесь?

— Нет еще. О, здравствуйте, Игорь Петрович, как вы?

У Климова про жену секретарша спрашивать побоялась. Дальше все пошли какие-то совсем невеселые: черная от горя Анна Петровна, Огурцова, почему-то совершенно зеленая с лица, и деревянный, с неподвижным взглядом Петрищев.

— Здравствуйте, Марина Эдуардовна! Что с вами, вам нехорошо?

Ри только махнула рукой и в комнате присяжных сразу свернула к туалету, подергала за ручку, но там уже заперся Петрищев. Он поспешно спрятал в кабинке в карман бутылку, из которой успел сделать глоток, и вышел в тамбур, где была раковина, чтобы пропустить Ри. Он стал мыть руки, но услышал мучительные звуки, исторгаемые Ри над унитазом, и на его лице, чуть посветлевшем после глотка из бутылки, выразилось сострадание. Ри вышла и, оттолкнув его, стала плескать себе в лицо воду над раковиной.

— Вам плохо, Марина? — участливо спросил Петрищев, — Вот, глотните.

Марина взяла бутылку и сделала глоток. Петрищев внимательным и опытным глазом проследил за ее реакцией: вроде прошло.

— Никогда!.. — прохрипела Ри, — Никогда!.. О, будь все проклято!

— Тяжело, Марина, — сказал Петрищев сочувственно, — Я вот тоже… Полтора месяца… Ну когда же начнется суд? Когда был суд, мы все были совсем другие, а теперь опять стали как были. А когда суд, то все в порядке, я буду держаться…

Ри торопливо открыла дверь туалета, и оттуда опять донеслись мучительные звуки. Она понимала, что дело не выпивке. Она боялась выходить из туалета, не знала, как сможет посмотреть в глаза Журналисту: конечно, он был предатель, но и она не могла избавиться от чувства предательства; все вместе подступало к горлу комом рвоты.

— Дай сюда! — Она вырвала бутылку у попытавшегося ее инстинктивно не отдать Петрищева и сделала еще пару крупных глотков.

— Я вот тоже, — сочувственно сказал Петрищев, который после глотка спиртного, видимо, все-таки на какое-то время обретал способность разговаривать. — Мне батюшка, отец Леонид, велел голосовать за обвинительный, представляете?

— Какой еще батюшка? — невольно переспросила Ри, настолько это было странно и некстати.

— Ну, в церкви на улице Космонавтов, — пояснил Медведь, — Я раньше всегда только туда и ходил, так любил отца Леонида, верил ему, а он мне сказал, что надо за обвинительный вердикт голосовать, если, говорит, ты человек церковный. А как же не церковный? Без Бога же нельзя… — Он так расстроился, что поднял бутылку над головой, выхлебал из нее все до последней капли и бросил в мусорное ведро.

— Какой еще Бог?! — зашипела Ри. — Где ты видел Бога? Все это ложь!..

Медведь хотел ей что-то еще объяснить, но она уже выбежала из курилки.

Понедельник, 31 июля, 10.00

Тульский позвонил Виктории Эммануиловне из своего кабинета.

— Что происходит? — спросила она, едва поздоровавшись. — Где Кузякин?

— А вы где сами? — спросил подполковник.

— Я подъезжаю к суду, сейчас же начнется заседание.

— Заседание отменяется, — сказал Тульский. — Присяжный Кузякин находится у меня в ГУВД в изоляторе временного содержания. Я его задержал вчера, когда он незаконно проник на студию и незаконно влез в чужой компьютер.

— Он должен быть на заседании, — сказала Лисичка. — Вы поняли, что он там искал? Ему удалось что-то скачать из компьютера? И почему вы мне сразу не позвонили?

— Не хотел вас будить, было уже поздно, — соврал Тульский так, чтобы и ей на том конце провода тоже было понятно, что он соврал. — А что он там скачал или не скачал, я пока не знаю. Он не позволяет себя обыскивать без адвоката.

— Да вы что, не можете обыскать какого-то Кузякина? Что вы мне голову морочите? Это же я вам его подарила, — Она так нервничала, что едва успела затормозить перед остановившейся впереди машиной.

— Нет уж, давайте по закону, — сказал Тульский. — Мы и с Кириченко так и условились, потому что вы мне тоже не все рассказываете.

Не какой-то Кузякин, а присяжный Кузякин в статусе федерального судьи. И мне неприятностей не нужно. Вот приедет адвокат, и буду его допрашивать и обыскивать. Тогда и позвоню.

— Ну ладно, Олег Афанасьевич, — уже другим, примирительным тоном сказала Лисичка, которая на всякий случай остановилась у тротуара и включила аварийку. — Вы только не портите мне игру, ну, мы же договорились. Мы все работаем на сохранение этой коллегии. Вы у него все узнайте, что можете, но не задерживайте долго. Ладно, миленький?

— Вот это другой разговор, — сказал Тульский. — Вот таким тоном, пожалуйста. Сейчас разберусь и вам позвоню.

Он дал отбой и позвонил в конвой, чтобы доставили Кузякина.

— Ну, как вам в камере, понравилось, никто не обижал?

— Нормально, даже поспал, — сказал Кузякин, который вовсе не спал, но за ночь успел все обдумать и теперь выглядел помятым, но уверенным, — Шнурки вот вернули и резинку от хвоста. Резинку-то зачем отбирали?

— А кто их знает, — сказал Тульский, — Деревня. Как в инструкции прочли, так и поняли. А вы, я надеюсь, ничего там в камере не выбрасывали из карманов?

— Вот она, — сказал Кузякин, показывая из кармана куртки краешек синей коробочки, — Только на вашем месте я бы не стал это смотреть. А то не у одного меня могут быть неприятности. Пусть вам лучше Шкулев расскажет.