Читать книгу - "Седьмая чаша - К. Дж. Сэнсом"

— Не знаю, милорд. Я стараюсь не особенно задумываться над этим.

— Умереть в огне… Как это ужасно! Убеждая еретиков покаяться и отречься от своих богопротивных заблуждений, я пугал их костром: рассказывал, как от жара съеживается кожа, как плавится и скворчит в огне человеческий жир.

Он закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Я бы спас их, будь на то моя воля, но король всегда ратовал за самые строгие наказания. Раньше он преследовал католиков, но нынче все больше разворачивается к старым верованиям. Католицизм без Папы.

Архиепископ помолчал, а потом впился в меня взглядом и спросил:

— Скажите, вы сможете вынести тяготы, выпавшие на вашу долю в связи с расследованием убийств?

— Да, милорд, я поклялся отомстить за своего бедного друга и сдержу слово. Я найду в себе и мужество, и силы.

Кранмер устало улыбнулся.

— Значит, и мне придется. Кэтрин Парр тянет время, не давая королю ответа, вы знаете? Она напугана, бедняжка, и это неудивительно, учитывая, что прошел всего год с того дня, как Кэтрин Говард взошла на плаху. И все же я должен просить друзей леди Кэтрин убедить ее принять предложение короля — ради влияния, которое она сможет оказывать на него.

— Ей будет грозить опасность.

— Да, — не колеблясь, ответил он, — но с этим сталкиваемся все мы во имя истины Господа нашего Иисуса Христа. Страдая за нас, он пошел на еще более ужасные мучения.

Некоторое время архиепископ сидел молча. Он был испуган и опечален одновременно. Наконец он решительно проговорил:

— Развяжите этот узел. Найдите его.

И взмахом руки отпустил меня.

Барак и Харснет ждали меня в коридоре. Харснет, нахмурившись, ходил взад-вперед, а Барак сидел на стуле, нервно подергивая ногой. На его лице читались нетерпение, злость и страх. Харснет с любопытством посмотрел на меня, ожидая пояснений, но я ограничился двумя короткими фразами:

— Архиепископ хотел перекинуться со мной парой слов относительно убийств. Они не дают ему покоя.

— Он тоже ощущает в этом присутствие дьявола?

— Он не знает, и я тоже. Пустопорожние домыслы нам не помогут, — резко добавил я и повернулся к Бараку. — Идем. Мы отправляемся в дом Ярингтона.

Мы вышли, и к нам присоединились двое охранников из дворцовой стражи — рослые парни в шлемах и с мечами у пояса. Резиденция архиепископа нуждалась в охране не меньше, чем жилище любого другого высокопоставленного государственного деятеля.

Спустившись к причалу, мы погрузились на персональный бот архиепископа, который отвез нас обратно в город. Сойдя на берег, мы дошли до церкви Ярингтона по темным и опустевшим с наступлением комендантского часа улицам. Констебли поднимали фонари, чтобы осветить наши лица, и кланялись, увидев дорогую одежду и вооруженных стражников.

— Я чуть не обделался со страха, когда увидел горящего человека, — признался Барак. — Бедняга пылал, как свеча, и поначалу я всерьез подумал, что его подожгла какая-то сверхъестественная сила.

— Это был рыбий жир, — резко ответил я, — а домыслы по поводу всякой чертовщины не помогут нам продвинуться вперед.

Мы дошли до церкви — пустой, молчаливой, с темными окнами — и двинулись дальше. Вскоре перед нами предстал дом приходского священника, стоявший в аккуратном, ухоженном садике. Харснет громко постучал в дверь. Окно осветилось изнутри, будто кто-то там зажег свечу, и из-за двери послышался испуганный мужской голос:

— Кто там?

— Мы пришли по поручению архиепископа Кранмера, — ответил Харснет.

Звякнул отодвигаемый засов, дверь открылась. На нас смотрел низенький пожилой человечек. Его редкие седые волосы торчали в разные стороны, ночная рубашка была наспех заправлена в штаны. При виде стражников его глаза округлились.

— Что-то случилось с хозяином? — испуганно спросил он. — Боже мой, надеюсь, он не арестован?

— Нет, — отозвался Харснет, — дело в другом. Ребята, вы останьтесь здесь, — велел он стражникам и прошел мимо старичка в маленькую переднюю, откуда вели несколько дверей и лестница на второй этаж. — Вы его слуга?

— Я Тоби Уайт, сэр, его управляющий. Так что же…

— Почему вы решили, что его могли арестовать? — резко спросил Харснет.

— Говорят, Боннер арестовывает всех божьих людей, — ответил управляющий чересчур поспешно.

Этот Уайт мне не понравился, он выглядел каким-то скользким, неискренним.

— Кто еще живет в доме?

Слуга замялся. Его взгляд перепрыгивал с Харснета на меня и обратно.

— Только мальчик, но он спит в конюшне.

— Боюсь, у меня плохие новости, мистер Уайт, — сказал Харснет. — Сегодня вечером вашего хозяина не стало.

Брови старика полезли на лоб.

— Не стало? Я не знал, где он находится, уже стал волноваться, но… Он что, умер?

— Убит. Когда вы в последний раз видели его?

Управляющий смотрел на нас изумленным взглядом, словно не веря собственным ушам. Наконец он заговорил:

— Вчера вечером он получил какое-то письмо, прочитал его и сказал, что должен встретиться с другим священником, но не сообщил, где будет происходить встреча.

— Где письмо?

— Хозяин забрал его с собой.

Харснет посмотрел на меня.

— В точности как доктор Гарней и ваш друг.

Он снова повернулся к дрожащему слуге.

— Вы знали, что сегодня вечером он должен был присутствовать на торжественном открытии церкви?

— Да, сэр. Я решил, что со встречи он отправился прямо туда.

Несколько секунд Харснет размышлял. Я заметил, что Уайт украдкой метнул быстрый взгляд в сторону лестницы.

— Вероятно, нам следует осмотреть дом, — предложил я.

— Здесь никого нет, — быстро сказал управляющий. — Только я один.

— Если ваш хозяин хранил запрещенные книги, то нас это не интересует, — успокоил его я.

— Нет, но…

Харснет подозрительно посмотрел на старика.

— А ну-ка дайте мне вашу свечу, — приказал он тоном, не терпящим возражений.

Старик замялся, но все же отдал свечу, которую держал в руке.

— Оставайтесь здесь, — велел ему Харснет. — Барак, присмотрите за ним.

Коронер мотнул мне головой, и мы стали подниматься по лестнице.

Первой комнатой, в которой мы очутились, оказался кабинет. На большом столе среди бумаг и гусиных перьев лежали замусоленные книги. Я взял одну и попытался разобрать почти стершееся название. «Наставление в христианской вере» Жана Кальвина. Я слышал о нем. Он был самым радикальным и непримиримым из нового поколения европейских реформаторов.