Читать книгу - "Скандинавия глазами разведчика - Борис Григорьев"

Перед отъездом из Москвы я узнал, что здание консульства находилось в аварийном состоянии, потому что, выстроенное в условиях вечной мерзлоты на бетонных сваях на высоту четырёхэтажного замка, создало под собой тепловую подушку. Мёрзлый грунт стал оттаивать, под зданием образовался оползень, грозивший похоронить под собой всю надежду советской дипломатии на Шпицбергене. Возможно, предупредили меня в Москве, консульство и резидентуру придётся переводить в другое здание!

Хорошо спланировал здание ленинградский архитектор В.Г. Хотин! Интересно, имел ли он хоть малейшее представление об арктических условиях жизни?

Забегая вперёд, могу сказать, что до таких крайностей дело не дошло. Вызванная из Москвы бригада инженеров-строителей нашла приемлемое решение по цементированию фундамента, и «дипломатический сельсовет» пребывает на своём месте до сих пор. (Кстати, опасность обвала здания обнаружили два братца-погодка, баренцбургские Чу к и Гек, дети вице-консула, когда играли под домом в «казаки-разбойники».)

Стояло консульство на самой верхней террасе Баренцбурга, занимая господствующее положение у подножия горы Миру-мирки[57]. На строительство не пожалели отборного красного финского кирпича, медного листа на кровлю и массу цемента. На первом этаже здания располагались служебные помещения, а на втором и третьем этажах — жилые квартиры для его сотрудников. Огромный холл, каминный зал, выложенный мрамором и увешанный дорогими гобеленами, медная (!) крыша, импортное оборудование — всё это предназначалось не для служебного функционирования какого-нибудь средней руки посольства, а для заштатного консульства на краю земли с количеством сотрудников, не превышающим пяти-шести человек!

Нефтедолларов на доброе дело не пожалели!

В народе консульство звали замком Иф или замком Шпес-сарт[58]— кому как больше нравилось. Думается, подходили оба названия: господствуя над Баренцбургом своей средневековой громадой, дом чисто внешне действительно был похож на описанный Дюма замок Иф; а всегда полупустые помещения консульства, особенно в жуткие полярные ночи, когда «заряды» со страшными завываниями разбивались о медную крышу, напоминали изнутри о наполненном привидениями имении Шпессарт.

Консул Еремеев Леонид Михайлович, назначенный незадолго до моего приезда, уже успел освоиться с местной спецификой, хотя, честно признаться, меня слегка озадачило, какими мотивами руководствовалось мидовское начальство, направляя его работать на норвежскую территорию с... польским (!) языком. Без переводчика ему приходилось трудно. Переводчиком выступал обычно кто-нибудь из остальных дипломатов, в том числе и чаще других — секретарь консульства Платон Обухов, будущий предатель и тайный агент СИС.

За полярным кругом был воссоздан точный аналог классической ситуации, при которой советские местные органы «сидели в карманах» у директоров совхозов и заводов. Всё материальное снабжение сотрудников консульства осуществлялось через трест «Арктикуголь», и это ещё больше усугубляло «сельсоветское» положение консульства.

За долгие годы работы на Шпицбергене тресту «Арктикуголь» удалось создать в своих посёлках Баренцбург, Грумант и Пирамида условия, близкие к коммунистическим. Бесплатное питание в столовой, медицинское обслуживание, клуб, библиотека, спортзал, кинотеатр, почта, телеграф, службы быта, бассейн с морской водой, бани-сауны, теплица, свиноферма, птицеферма, молочная ферма, дома с паровым отоплением, а главное — возможность заработать на автомашину или кооперативную квартиру привлекали сюда многочисленных желающих со всех концов Советского Союза, и администрации треста приходилось отбирать наилучших. Основной костяк посёлков составляли шахтёры Донбасса, в основном украинцы.

В конце застойного периода вся эта инфраструктура уже начинала разваливаться и трещать по швам, поскольку правительство в Москве выделяло «Арктикуглю» всё меньше денег, постоянно попрекая руководство треста убыточностью и угрожая «прикрыть лавочку». Но возглавлявший длительное время трест Николай Александрович Гнилорыбов ухитрялся-таки сохранять хоть какую-то видимость благополучия, и я ещё успел отведать кусочек настоящего дефицитно-коммунистического пирога.

Следующий парадокс: на норвежской территории официально имела (и, кажется, имеет) хождение иностранная — советская (русская) — валюта. Если житель посёлка — будь то шахтёр, дипломат, вертолётчик, портовик или учёный — не удовлетворялся принципом «каждому по труду», то он мог пойти к своему бухгалтеру и в счёт депонированных в московском банке накоплений взять энную сумму сертификатов, на которые он мог купить для себя что-то дополнительно из еды, питья или одежды. Сертификаты были личным изобретением Николая Александровича и назывались в народе «гнилорыбовками». Купюры «гнилорыбовок» в точности соответствовали номиналам ходивших на Большой земле монет и бумажных ассигнаций: копеечки — поменьше, рубли — побольше. Так что звона монет в карманах жителей Баренцбурга или Пирамиды слышно не было.

Время от времени в беспокойную полярную жизнь вторгаются трагические события, которые оставляют в сердцах людей незаживаемые душевные раны. Я имею в виду несчастные случаи, которые часто влекут за собой человеческие жертвы. О некоторых из них я расскажу ниже, а пока я хотел бы заострить внимание на некоторой феноменальности этих несчастных случаев.

На Шпицберген зимой 1991 года прилетал один архангельский учёный, который уже давно занимался проблемой несчастных случаев на Севере. Обобщая статистику таких случаев, включая и многочисленные производственные травмы полярников, он на основе последних научных достижений пришёл к сенсационным выводам. Согласно этому учёному, количество несчастных случаев находится в прямой зависимости от погодных условий и магнитный явлений. Эти выводы настолько серьёзно затрагивали хозяйственную деятельность человека на архипелаге, что как советская, так и норвежская администрация, проявив удивительное единодушие, отказались от услуг учёного и запретили ему публиковать свои выводы.

Я помню, что в столе у главного инженера «Арктикугля» в Пирамиде лежала статистика производственных травм и несчастных случаев, имевших место в советских посёлках за несколько лет. Список был довольно длинным, и большинство несчастных случаев действительно имело место в период наибольшей магнитной активности над архипелагом, совпадавший с зимними месяцами.

Некоторые явления на Шпицбергене можно отнести к разряду парадоксов и чудес света одновременно. Ну взять, к примеру, теплично-животноводческие комплексы в Баренцбурге или в Пирамиде, единственные в своём роде в этих широтах. Завезенные по инициативе того же Н.А. Гнилорыбова породистые бычки и бурёнки дали местное шпицбергенское потомство и худо-бедно, но кормят жителей посёлков мясными и молочными продуктами. Свиньи тоже безропотно несут предназначенный им богом крест. Куры исправно несутся, а в теплицах выращиваются свежая зелень, огурцы, помидоры и цветы к 8 Марта. Для развлечения в Пирамиде держат даже жеребца по имени Директор, что часто используется в качестве повода для шуток в адрес директора рудника Августа Петровича[59]. Естественно, все корма завозятся с материка, и говорить о какой-либо рентабельности шпицбергенских рудников и треста «Арктикуголь» говорить бессмысленно. Север без дотаций жить пока не может.