Читать книгу - "Пожнешь бурю - Станислав Гагарин"

Соедините меня с нашим послом в США, – сказал Председатель Совета Обороны и, услышав голос посла, спросил: – Чем порадуете, Фрол Игнатьевич?

Пока ничего нового добавить не могу. Предпринял все меры. Госдепартамент ничего не знает. А может быть, делает вид. Использую все каналы, товарищ Председатель. Мыслимые и немыслимые.

А что с Президентом?

Он вылетел в Вашингтон. Должен был вылететь… Тут появился помощник и кивнул.

Мы тут, в Москве, уже знаем, что вылетел… А что дальше?

– Подождите секунду… Да! Вот только что мне сообщили из неофициального источника: на Президента со вершено покушение! Его вертолет сбит в Северной Каролине.

А сам он? Сам-то жив?

Пока не известно…

Это плохо, – сказал Председатель. – Звенья одной цепи… Что у нас с гражданской обороной?

Предприняты все необходимые меры, рассчитанные на такой случай, – сообщил один из секретарей ЦК.

… Сегодня утром, до завтрака, Председатель просматривал наброски выступления на ближайшем Пленуме Центрального Комитета партии, который должен был обсудить вопросы идеологической работы в стране.

В молодые годы Председатель Совета Обороны всерьез увлекался философскими науками, да и теперь, готовясь к той или иной встрече на высшем уровне или к выступлению перед коммунистами, населением страны, он искал ответы на каждодневно возникавшие вопросы в трудах тех, кто посвятил себя попыткам найти принцип равновесия между субъективным и объективным, вечно существующими законами материального мира и человеческим их восприятием.

Заново перечитывая работы Ленина и Плеханова, Маркса и Энгельса, Фейербаха и Гегеля, не переставал удивляться их бережному отношению к мыслям предшественников, с которыми они могли не соглашаться, но в то же время вовсе не зачеркивали, пусть и ошибочное, утверждение оппонента, видя в нем один из кирпичей в фундаменте общей истории развития человеческого сознания.

В преддверии встречи с Президентом Соединенных Штатов, во время которой они собирались подписать предварительное соглашение, Председатель перечитал философский трактат Иммануила Канта «К вечному миру» и вновь преисполнился чувством гордости за род человеческий, порождавший мыслителей подобного калибра. Идеи Канта, обнародованные в 1795 году, в эпоху, когда войны между народами были неотъемлемой частью государственных отношений, поражали ясностью и простотой, хотя и были в определенной степени наивными – великий кенигсбержец не был вооружен теорией классовой борьбы. Но даром предвидения Кант обладал просто удивительным.

«Постоянные армии, – утверждал философ, – должны со временем полностью исчезнуть…» А его убеждение в том, что «ни одно государство не должно насильственно вмешиваться в политическое устройство и правление других государств», стало теперь аксиомой. Разве не пророчески звучат вот эти слова кантовского трактата: «… Истребительная война, в которой могут быть уничтожены обе стороны, привела бы к вечному миру лишь на гигантском кладбище человечества. Следовательно, подобная война, а стало быть, и применение средств, ведущих к ней, должны быть безусловно запрещены».

Эти две фразы Председатель выделил особо. Он решил в выступлении на Пленуме упрекнуть представителей современной философской науки, которая недостаточно глубоко исследует вопросы войны и мира в нынешних условиях, не выработала четкого и ясного представления о том, каким может и должен быть мир без оружия.

Ему пришла в голову интересная мысль использовать в пропагандистской работе повышенную религиозность американских неоконсерваторов, всегда подчеркивающих приверженность свою божественным устоям.

Сторонники переноса войны в космос всегда ссылались при этом на стремление обезопасить планету от разрушительных боевых действий на ее поверхности. «Но ведь если следовать элементарной логике, – усмехнулся Председатель, – то сторонники войн в космосе уже своими помыслами, идеей ядерного апокалипсиса в обители господа и сонма его ангелов впадают в величайший грех, равного которому не было в истории со времен падения Адама и Евы. Легкомысленный поступок наших прародителей – сущий пустяк по сравнению с планами «звездных войн».

«Необходимо подчеркнуть, – записал для себя Председатель Совета Обороны, – пересмотр понятий приобщения к новому мышлению будет для западного мира, особенно в США, весьма болезненным. Ковбойский оптимизм, когда каждый уверен, что именно он первым спустит курок, до сих пор подводит американцев, не дает им трезво и непредубежденно взглянуть на развивающиеся в мире события…

«Кавалерийский наскок» в политике чреват в наше время неотвратимыми последствиями. И в связи с этим отечественная философская наука обязана создать цельное и стройное учение о войне и мире, сформировать такую модель будущего для человечества, в котором недостанет места оружию. Необходима философская система, на основе которой начнут складываться принципиально новые отношения государств с разным социальным уст ройством, отношения, в которых оружие навсегда потеряет право голоса…»

Сегодня вечером надеялся еще раз перечитать наброски, кое-что пересмотреть, добавить. И кто бы мог подумать, что в те дни, когда народы собирались сделать конкретный шаг к уничтожению чудовищных средств, которые обратили в немыслимость саму войну, она вдруг неотвратимо постучит в дверь его родного дома.

Неприятные события в Каменогорске, – доложил помощник Председателю. – Звонит Федоров. Землетрясение в горах поставило под угрозу город Рубежанск и атомную электростанцию. На них может рухнуть горное озеро. Хочет говорить с вами…

Что предлагает Федоров? – нетерпеливо спросил Председатель: он ждал, когда его соединят с Нью-Йорком, хотел через генерального секретаря ООН вновь связаться с Белым домом.

Срочно взорвать перемычку и пустить воду в другую долину. Но там ракетные установки…

Председатель вопросительно глянул на Министра обороны.

– Так точно, – ответил Маршал Советского Союза. – В долине реки Тигоды размещена часть «Громобоев». Они временно выйдут из строя…

– Но в случае чего – без них обойдемся? Министр обороны кивнул.

Ракеты те – это, конечно, сила, – сказал он. – Перенацеливание других «Громобоев» уже завершено. Только справимся и без них. Правда, надеюсь, что до этого не дойдет…

Я тоже надеюсь, – усмехнулся Председатель, но голос его дрогнул. – Но, как говорится, на бога надейся… Передайте Федорову – пусть взрывает. Скажите, что Министр обороны разрешил снять их с боевого дежурства. И предупредите Главкома. Он был сейчас на одном из объектов и должен вылететь в Ставку. Да, стихию не уговоришь… А вот этих попробуем.

Перед ним возник вдруг помощник-эксперт по Соединенным Штатам.

– В Вашингтоне объявили атомную тревогу, – сообщил он.

Когда полковник Тейлор коротко разъяснил генералу, что произошло на самом деле, Рой призвал на помощь самообладание, на секунду стиснул зубы, прикрыв глаза, и едва не замычал от внутренней боли, сдавившей сердце. Боль его не напугала, он только мельком подумал, что надо будет зайти к врачу и еще снять электрокардиограмму, но это потом, когда сдаст дежурство. «А будет ли кому сдавать?» – подумал Рой Монтгомери, и эта ужасная мысль почему-то развеселила его.