Читать книгу - "Феникс - Эдуард Арбенов"

Все идет хорошо. А Ольшер взволнован: хмурится, покусывает губы. Что беспокоит его? Иногда он поднимает глаза и ищет кого-то за головами гостей. Ищет своим колким жалящим взглядом.

Саиду кажется, что ищет капитан его, новоиспеченного унтерштурмфюрера. Проверяет вроде, здесь ли Исламбек.

Приходит мысль – в числе многих страшных мыслей, навещающих сегодня Саида непрерывно – не был ли Азиз у Ольшера? Он ушел днем и не вернулся. Капитан уже знает о Исламбеке. И ждет лишь момента для ареста.

Правда, капитан ничем не проявил своей враждебности к Саиду сейчас, у входа в «Адлон». Даже особого интереса к себе не заметил Исламбек. Все обычно. Но вот теперь Ольшер ищет. Ищет глазами. Может быть, унтерштурмфюрера. Новый китель его.

Или узнал о документе, переданном Надие. Похоже. Следит, чтобы не исчез Исламбек. Чтобы взять его при выходе. Небось наряд эсэсовцев, переодетых в штатское, дежурит за дверью или в самом зале. Тот же корреспондент, например, зафиксировал место, где сидит Исламбек и пошел доложить – можно действовать.

Не уйдешь.

И все-таки Саиду захотелось уйти. Обязательно уйти. Он увидел Рудольфа Берга. Проклятый гестаповец появился в дверях. На пороге задержался, подождал, пока закончит речь Каюмхан, в шуме аплодисментов, не густых, но настойчивых, поддержанных Ольшером, утопил свои шаги. Направился в конец зала. К столику Саида.

Встать поздно. Да и неудобно. Обратят внимание. Ольшер обратит внимание. Задержит взглядом.

– Эрлаубен зи?

Он уже здесь, гестаповец. Над Исламбеком. Голос спокойный. В нем даже чувствуется усмешка. Как тогда у «Ашингера» за бокалом пива. Сытая кошачья улыбка – а я тебя съем!

Саид кивнул. Что еще он мог сделать – только разрешить сесть рядом.

– Битте.

Внутри все напряглось. Предчувствие чего-то неизбежного сжало сердце. Сколько можно ждать. Мучиться. Вот оно. В облике холодно улыбающегося гестаповца.

Берг сел. Пододвинул к себе рюмку. Глянул на дно – сухая ли. Поднял. Через край стекла посмотрел на Саида. Сморщился: рюмка была недостаточно прозрачной.

– Скучно, – как бы между прочим сказал гестаповец. По-русски сказал. – Прежде было веселее.

– Я раньше не заходил сюда, – выговорил с трудом Саид. Губы плохо слушались. Они, кажется, похолодели.

– Напрасно… Здесь мило обслуживают и сравнительно хорошо готовят… Не то что у «Ашингера».

Он издевался, этот Берг. Напоминал своей жертве о недавней истории на Александрплатц, когда Исламбеку казалось, что он одурачил гестапо, перехитрил. Да, их, вездесущих и всевидящих, не одурачишь. Главное, оберштурмфюрер великолепно говорил по-русски. Видно, специализировался на лицах русской национальности.

– Какая сводка вечером? – спросил он, желая продолжить разговор, прерванный Саидом.

– Не слышал.

– Говорят, самолет не вернулся…

Берг наполнил рюмку, поднес ко рту и, глядя пристально на Исламбека, стал неторопливо выцеживать вино.

– Какой самолет? – насторожился Исламбек.

– Самолет, с которым подавал сигнал «двадцать шестой» без руки…

Теперь надо было бежать. Встать и броситься к двери. Вероятно, какое-то движение Саид уже сделал, потому что Берг сказал:

– Спокойно!

А когда Саид безнадежно откинулся на спинку стула и посмотрел испуганно на гестаповца, тот повторил:

– Спокойно. Мы не одни. И вообще, надо учиться держать себя в руках… Вы же на работе.

Он пронес бутылку над столом, наклонил над рюмкой Исламбека. Наполнил вином. Потом так же неторопливо вернулся к своей рюмке. Слил остатки светло-розовой жидкости. До капли.

– Выпьем, господин Исламбек, за «двадцать шестого»…

Струны натянулись до того, что трогать их уже нельзя было. Они звенели в молчании. Последние минуты – так отсчитывал мозг Саида время. Медленно идущее время. Рядом гудели голоса. Уже не речи произносились. Тосты. Короткие, прерывающиеся аплодисментами. Звоном бокалов, тарелок. Видимо, официальная часть кончилась. Кончилась, и Саид не заметил этого. Ничего не заметил. Зал «Адлона» существовал отдельно от унтерштурмфюрера. И был совершенно безразличен ему. Не нужен. Саид видел и слышал только человека напротив. «Даже не слышал. Видел. Чуть вьющиеся волосы над высоким лбом. Голубые, почти синие глаза. Красивое лицо. Сколько красивых лиц встретил Саид в Берлине! В эсэсовском штабе! И все они принадлежали убийцам. Прямым и не прямым убийцам. Тем, кто помогал губить души людей, уничтожать веру и свободу, веру в прекрасное. Этот, пришедший за мной человек, такой же великолепный. Даже добрый. На губах его улыбка, в глазах ясная синь. И я его ненавижу. Немедленно поднимаю рюмку. Какое счастье было бы поднять пистолет. Всадить ему пулю между глаз заставить замолчать. Навсегда. Или хотя бы на эту минуту, пока говорю тост. Пока я должен смотреть на него.

А Берг все улыбался:

– …за «двадцать шестого»… с рукой…

Не только улыбался. Подмигнул озорно:

– Рука у него уже есть.

Сердце способно взлететь. Из самой глубины. Из небытия, кажется. Так стремительно, что можно задохнуться.

– Вы… вы…

– Спокойно… На нас смотрят, – предупредил снова оберштурмфюрер. И громко спросил: – Как вы переносите такую погоду?

– Неплохо… – Это был пароль. Долгожданный пароль. Прозвучал наконец. Казалось, что он уже никогда не понадобится. Все-таки человеку уготовано счастье. – А в другие дни у меня ноет нога.

– Сочувствую, это неприятно… – Берг по-прежнему улыбался. Но улыбка была уже другая. Человеческая улыбка. Чертовски приятная. – Выпьем, однако… За ваше здоровье, господин Исламбек!

Это произошло несколько раньше. В то время, когда гости только собирались в «Адлон», когда Саид переступал порог отеля и вместе с капитаном поднимался в зал.

На Берлин наползли сумерки, холодные зимние сумерки. Лётное поле было еще в зоне света – серый дым медленно покидал Темпельгоф, но дорога, по которой шел Азиз, уже туманилась синью. Деревья, хотя и облетевшие, все же своей густой сеткой голых ветвей затеняли шоссе.

Ноги ступали по сырому асфальту, чуть поблескивавшему серебристой полосой вдали, а вблизи темневшему закопченным железом. Ступали нетвердо. Торопливо.

Спешил Азиз. А спешить ему было некуда: давно выбрался на шоссе, минуло шесть вечера – назначенное время.

Он остановить себя не мог. Стучал, сучал каблуками по асфальту. Глядел вперед и назад, искал коричневый «опель», – не сказала переводчица, с какой стороны появится машина. Впрочем, нет, сказала: «Идите к городу, пока не увидите «опель», значит – впереди. Впереди по-прежнему было пусто. Два грузовика пролетели мимо, серые, угрюмые. Такие же серые, как день. И все.