Читать книгу - "Не забывать никогда - Мишель Бюсси"

Подпись под стихотворением, написанном для Оливье Руа, а не для Фредерика Мескилека…

В отчаянии я подтянулся на руках, чтобы оказаться над водой, и, набрав полные легкие воздуха, прокричал:

— Там!

Мой крик сопроводил указующий перст Осеан.

Все члены общества «Красная нить» замерли. Раздувшееся от воды тело капитана Пироза, достигнув мели возле причала форта, теперь, словно упрямая резиновая кукла, яростно билось о стену при каждом приливе и отливе волн. Но на него никто не смотрел.

Не дожидаясь разъяснений, Мона легла на бруствер и дотянулась рукой до нацарапанных букв, находившихся примерно в метре над уровнем моря. Кирпич не был вмурован в стену.

Правой рукой Мона осторожно вынула его; за ним открылся тайник размером около десяти сантиметров. Она наклонилась еще ниже и левой рукой принялась исследовать углубление. В следующую минуту она извлекла оттуда прозрачный пластиковый пакет.

Вода лизала мою нижнюю губу. Через минуту она польется мне в рот. И все же, перед тем как новая волна захлестнет мне лицо, мне удалось рассмотреть светло-голубой прямоугольник, лежавший в целлофане. Разумеется, я знал, что сейчас обнаружит Мона.

Сюрприз Пироза?

«Все на месте», — утверждал он.

Интересно, он сам подготовил эту мизансцену? Процарапал на камне инициалы и спрятал пакет?

Мона зубами разорвала пластик. Прозрачные клочки тотчас унес морской ветер, а в руках у нее остался маленький голубой блокнот.

Блокнот «Молескин». Блокнот Миртий, тот самый, куда она записывала свои самые сокровенные мысли.

Уже потом, когда я вспоминал каждую деталь этой сцены, я составил список совпадений и описал точную позу каждого члена общества «Красная нить», где бы он ни находился — на палубе «Параме» или на крепостной стене форта острова Ларж, и каждой позе нашел логическое объяснение. Неизбежный прорыв после долгого, очень долгого ожидания. Но в ту минуту мозг мой выкрикивал только одно:

— Скорее, Мона!

Вода подобралась к ноздрям. От производимой организмом молочной кислоты горели плечи. Я напряг дельтовидные мышцы и, приподнявшись над волнами, высунул из воды подбородок. Когда боль стала слишком сильной, я вдохнул, расслабился, задержал дыхание и с головой ушел в море. Несколько секунд расслабления позволили мне снова напрячь мускулы и вынырнуть над водой. Как долго мне еще удастся продержаться?

Шевеля губами, Мона читала записи. Ее силуэт четко вырисовывался на фоне светлого неба; круглое здание форта казалось ее прической.

— Ну же, Алина! — внезапно раздался с палубы голос Денизы.

Арнольд залаял.

Фредерик Мескилек сжал руку в кармане куртки.

Осеан и Кармен подошли друг к другу. Их одинаковые «К-Way» слились в единый лиловый синтетический дождевик. Похоже, мать и дочь не понимали смысла случившейся цепочки событий.

Новое погружение. Я сосчитал до тридцати.

И опять вынырнул на поверхность.

Оторвав взгляд от блокнота, Мона перевела его на Фредерика Мескилека. Ее голос, пропущенный через литры морской воды, словно через фильтр, показался мне очень далеким, почти нереальным:

— Она хотела расстаться с тобой, Фредерик. Миртий больше не любила тебя…

— Чушь! — выкрикнул Мескилек.

Кармен шагнула к ней, но Осеан удержала ее. Мона снова перевела взор на страницы блокнота «Молескин». Она переворачивала страницу целую вечность.

Мона, прошу тебя!

Море захлестнуло меня. На этот раз я продержался двадцать секунд. Затем, опершись на медное кольцо, со скованными запястьями, я вынырнул и принялся глотать кислород, рискуя разорвать легкие.

Голос Моны звучал все дальше и дальше:

— Она встретила другого, Фредерик. Того, кто открыл ей глаза. Кто дал ей мужество пойти против близких. Против Шарля и Луизы. Против меня. Мужество отказаться от всего, что от нее ожидали…

— Ерунда! — прокричал Мескилек.

Труп Пироза лег в дрейф и теперь покачивался в двух метрах от меня. Обессилев, я тупо смотрел на него. Волна ударила меня в лицо, захлестнула рот. Мне показалось, что внутри у меня заплескался целый океан. Я тонул, не в силах выплюнуть ни слова, но никто не обращал на меня внимания.

Все смотрели только на губы Моны.

— Это ее последние слова, Фредерик. Последние слова, которые она записала в своем блокноте.

Слова кружились вихрем. Моя нога, единственный мускул, еще способный сопротивляться, отчаянным движением уперлась в стену, пытаясь пальцами нащупать под водой хотя бы небольшое углубление между двумя кирпичами.

Опереться обо что-нибудь. Выиграть несколько секунд ценой хрупкого равновесия, которое нарушит первая же волна.

Не найдя ни малейшей зацепки, нога забилась в пустоте.

Невозможно высунуть голову из воды.

Я закрыл глаза, рот, задержал дыхание — навеки. В нескольких сантиметрах от поверхности воды, словно в пузыре, я слышал, как Мона читает: