Читать книгу - "Небесная милиция - Петр Завертаев"

Самолет приземлился в аэропорту Марселя около девяти вечера. За стеклом иллюминатора в обрамлении огней летного поля разгорался южный фиолетово-пунцовый закат. Моря не было видно, но по каким-то неуловимым признакам чувствовалось его близкое присутствие.

— Ну, слава Богу, долетели! — выдохнул с облегчением Левандовский. — Давай по последней, за счастливое приземление.

— Может, хватит пока? — предложил Обиходов. Впрочем, не очень твердо.

— Что мне ее с собой таскать? — Левандовский достал откуда-то из-под кресла большую почти допитую бутылку виски.

При этом он неприязненно покосился на их соседа, пожилого сухопарого немца, занимавшего кресло у прохода. Из-за него весь полет из Франкфурта пить приходилось почти украдкой. Как только взлетели, Левандовский произнес:

— Боюсь летать.

И тут же разлил «за удачный взлет». Естественно, предложили немцу. Тот вместо того, чтобы с благодарностью согласиться или вежливо отказаться, гневно задвигал своим острым старческим кадыком и начал что-то возмущенно выговаривать. Обиходов различил только «нихт» и «флюг».

— Что это он? — удивился Левандовский.

— Говорит, что со своим нельзя, — перевел Обиходов. — Как в советской столовой.

— Нельзя так нельзя, — сказал Левандовский. — Чего он так разволновался-то?

— Это он жизни учит, — определил Обиходов. — Немца хлебом не корми, дай кого-нибудь жизни поучить.

— Обложили, гады, — Левандовский тревожно глянул на завешанный шторкой проход, откуда время от времени появлялись люфтганзовские стюардессы, занудные и строгие, как учительницы немецкого языка в средней школе.

После того, как выпили, Левандовский сразу же спрятал бутылку под кресло. Потом еще несколько раз на протяжении трехчасового полета приходилось доставать ее из-под кресла, убедившись, что поблизости нет стюардесс. В какой-то момент в душе возмущенного этой унизительной процедурой Левандовского зародились сомнения.

— Может, мы зря прячемся? — сказал он. — Может, фриц сказал, не «вообще нельзя», а ему нельзя. Может, у него язва?

— Язва? У него? — порядком захмелевший уже Обиходов в упор посмотрел на немца. — Вряд ли. И потом, посмотри вокруг. Никто не пьет. Боятся.

Левандовский вытянул шею и осмотрел салон.

— Ты прав, боятся, — сказал он. — Давай еще по одной.

Бережно поддерживая друг друга, они вошли в здание аэропорта. Несмотря на поздний час, вокруг было полно народу.

— Куда теперь? — Левандовский крепко вцепился в локоть Обиходова, словно боялся потеряться.

— Нас должны встречать, — произнес Обиходов, осматриваясь. — Ага! Вон там!

В стороне от плотной толпы вновь прибывших и встречающих, у самого выхода, он заметил высокого брюнета в черных очках с листом бумаги, на котором маркером было написано «Mr Obikhodoff». Одной рукой Обиходов подхватил чемодан, другой — Левандовского и уверенно направился к выходу. Брюнет смотрел на приближающуюся парочку, оставаясь при этом совершенно невозмутимым. Обиходов успел рассмотреть его лицо. Хищный нос с горбинкой, тяжелый выдающийся вперед подбородок, покрытый сизой щетиной. Обиходов невольно замедлил шаг.

— Бон суар! — радостно произнес Обиходов заранее подсмотренную в разговорнике фразу.

Физиономия брюнета осталась непроницаемой.

— Мсье Оби… кодофф? — произнес он в два приема неестественно сухим, будто треснутым голосом.

— Точно, это я, — сказал Обиходов, глупо улыбаясь собственному отражению в темных очках собеседника. — Можно просто Жорж. А это вот Павел. Поль, по-вашему, — Обиходов указал на Левандовского.

Левандовский испуганно кивнул:

— Здрасьте.

— Жан-Люк, — коротко отрекомендовался француз, развернулся и направился на выход, скупым, почти незаметным движением руки, приглашая следовать за ним.

— И нам тоже очень приятно, — сказал Обиходов, обращаясь к его широкой удаляющейся спине.

После душного самолета пряный марсельский воздух показался восхитительно вкусным, теплым и нежным, как свежая сдобная булочка. Обиходову нравилось это чувство первых минут на чужой земле, когда все кажется волнующим и интересным, не то что воздух, даже асфальт, даже дорожные знаки и обыкновенный фонари. Однако, прислушиваться к приятным ощущениям не было времени, приходилось поторапливаться, чтобы не потерять из виду этого странного Жан- Люка. Тот уже стоял у серого микроавтобуса. Молча открыл багажное отделение, молча сложил туда чемоданы и своим фирменным жестом, куцым, как хвост бульдога, пригласил Обиходова и Левандовского садиться.

— Сколько ехать до места? — спросил Обиходов. — Хау лонг, э… Эг Мор… коман… комбьен… — начал он перебирать известные ему иностранные слова, помогая себе жестами.

Жан-Люк молча показал три пальца.

— Три часа, — догадался Обиходов. — Понятно, спасибо.

Дверь микроавтобуса с грохотом захлопнулась.

Пока петляли по узким проездам Левандовский все время неотрывно смотрел в окно, будто старался запомнить дорогу. Когда выехали на большое шоссе, он отчетливо произнес:

— Не нравится мне все это.

— Не переживай, — постарался успокоить его Обиходов. — Скоро будем в этом самом Эг Море. Выспимся хорошенько. Все будет нормально.

— Нормально, — как эхо повторил Левандовский. — А ты знаешь, что значит Эг Мор на местном наречии?

— Нет.

— Мертвая вода! — со значением произнес Левандовский. — Это, по-твоему нормально?

— Кто тебе это сказал?

— Никто не сказал, сам только что в путеводителе вычитал.

— Ну и что? — спокойно протянул Обиходов. — Мало ли как что называется. В Новгородской губернии есть деревня Сучьи Ямки. Так что там, по-твоему, должно происходить?

— Эг Мор, Камарг, названия-то какие! — никак не мог успокоиться Левандовский. — Лангедок! Тут такое понамешано! Еретики, крестоносцы, цыгане, соляные болота, степи. Это, может быть, самое гиблое место в Европе!

— Брось! — махнул рукой Обиходов. — Путеводители надо было на трезвую голову читать.