Читать книгу - "Последний Катон - Матильда Асенси"

— «Седьмое и девятое»? — непонимающе переспросила я. — Что за седьмое и что за девятое? О чём вы говорите?

— Не знаю, госпожа.

— Не знаете?

Человечек пожал плечами. Вечер был очень жарким.

— Нет, нет, госпожа. Я не знаю, что это значит.

— Тогда как вы связаны со… со ставрофилахами?

— С кем? — Он удивлённо поднял брови и ладонью отбросил назад чёрную чёлку. — Простите, я ничего об этом не знаю. Понимаете, меня зовут Якуб Нуссейба. Муджи Якуб Нуссейба. Наша семья Нуссейба каждый день открывает и закрывает двери базилики Гроба Господня с 637 года, когда халиф Омар вручил нам ключи. Когда халиф вступил в Иерусалим, моя семья служила в его армии. Чтобы избежать конфликтов между христианами, которые очень враждовали друг с другом, он передал ключи нам. С тех пор уже в течение тринадцати веков старший сын каждого поколения Нуссейба становится хранителем ключей. В какой-то момент к этой долгой традиции присоединилась ещё одна, уже тайная. Когда отец передаёт сыну ключи, он говорит ему: «Когда тебя спросят, ты ли имеющий ключи, тот, кто открывает, и никто не открывает, и закрывает, и никто не закрывает, ты должен ответить: «Седьмое и девятое». Мы заучиваем это наизусть и уже многие века произносим в ответ на вопрос, который задали сегодня вы.

Седьмое и девятое, опять семь и девять, Дантовы числа, но к чему они относятся на этот раз?

— Желаете ли что-нибудь ещё, госпожа? Уже поздно…

Я легонько покачала головой, чтобы выйти из задумчивости, и взглянула на Муджи Нуссейбу. Генеалогическое древо этого человечка было древнее, чем у многих королевских домов Европы, и тем не менее по его внешнему виду никто не мог бы отличить его от обычного официанта в кафе.

— И много людей приходили и задавали вам такой же вопрос, как я? Ну, то есть…

— Понимаю, понимаю… — поспешил ответить он, делая мне знак рукой, чтобы я замолчала. — Отец передал мне ключи десять лет назад, и с тех пор я повторял ответ девятнадцать раз. С вами — двадцать.

— Двадцать!

— Мой отец повторил его шестьдесят семь раз. Кажется, там было и пять женщин.

Кремень велел мне спросить ещё и про Аби-Руджа Иясуса, но хранитель ключей не дал мне такой возможности.

— Мне действительно очень жаль, госпожа, но мне нужно идти. Дома меня ждут, и уже поздно. Надеюсь, я вам чем-то помог. Да хранит вас Аллах.

И, сказав это, он быстрым шагом исчез, оставив меня с большим числом вопросов, чем были у меня до разговора с ним.

Внезапно перед моим лицом материализовалась рука без туловища, но с сотовым телефоном.

— Позвонишь своим дружкам? — спросил меня Пьерантонио.

— «Седьмое и девятое»? — воскликнул капитан, гигантскими шагами расхаживая из конца в конец кабинета. Он был похож на льва в клетке; уже четыре дня он сидел взаперти и набирал на компьютере фразы молитвы, чтобы увидеть, появляются ли они в каких-то других документах, и достиг лишь того, что пропустил встречу с хранителем ключей, а также утратил немногое оставшееся у него терпение, услышав данное мне им загадочное указание. — Вы уверены, что он сказал: «Седьмое и девятое»?

— Абсолютно уверена, капитан.

— «Седьмое и девятое», — задумчиво повторил Фараг. — Седьмое испытание и девятое, которого нет? Седьмое и девятое слово в молитве? Седьмой и девятый стих круга гневливых? Седьмая и девятая симфонии Бетховена? Седьмое и девятое что-то, чего мы не знаем?

— Какие на этом уступе у Данте седьмая и девятая строфы?

— Но я же говорил вам, что в четвёртом круге, кроме дыма, ничего интересного! — зарычал Глаузер-Рёйст, не прерывая своего отчаянного хождения.

Фараг взял со стола экземпляр «Божественной комедии» и начал искать шестнадцатую песнь «Чистилища». Капитан презрительно смотрел на него.

— Меня что, вообще никто не слушает? — пожаловался он.

— Седьмая строфа шестнадцатой песни, — сказал Фараг, — с 19-го по 21 стихи гласит: