Читать книгу - "Наследство последнего императора - Николай Волынский"

Два дня назад у нее случился приступ мерцательной аритмии после того, как на русской таможне русские таможенники откровенно потребовали взятку за то, чтобы пропустить в Россию медицинское оборудование, которое она купила за свои пенсионные деньги и на пожертвования таких же, как она, русских людей скромного достатка, потомков эмигрантов, живущих в Канаде и США. Куплено – для русских же больниц, в которых нет для бедного человека ничего – даже таблетки аспирина, причем чаще всего – фальшивого! В то время как в Петербурге каждый год закрывается по нескольку больниц и поликлиник, оставшаяся медицина превратилась в сказочно прибыльный и жестокий бизнес, изощренный и безжалостный по отношению к 90 процентам населения России, обслуживающий исключительно богачей. Бедным остается надеяться на себя и на аптеку.

Наблюдая жизнь соотечественников, Ольга Николаевна сделала еще одно ужасное открытие: аптека в демократической России стала очень эффективным механизмом геноцида с колоссальным радиусом поражения. Очень хорошим, а главное, дешевым оружием массового уничтожения. Со стороны ничего не видно. Способ тихий, незаметный, эффективный. Непосредственно русских никто не убивает. Не нужны крематории и газовые камеры. Теперь русские убивают себя сами, покупая лекарства, которые не лечат. Фармацевтический бизнес, в котором обращается не менее 70 процентов фальшивых лекарств, дает прибыль в тридцать-сорок раз большую, нежели наркоторговля. В фармацевтике нет такого риска и накладных расходов. Но главное, не нужно специально создавать спрос.

А спроса на наркоту – работа очень хлопотная, рассчитанная на перспективу. Особенно оживилась наркоторговля в России, после того как наркодилеры стали широко практиковать новый метод создания устойчивого спроса – доставку наркотиков прямо в школы (первая доза – бесплатно!) и приобщать к ним школьников уже со второго класса.

Создавать искусственный спрос на лекарства не надо. Он создается сам и растет с каждым днем. Из средства поддержания здоровья и спасения жизни аптечное дело превратилось в мощнейшее оружие убийства русских, в одну из самых изощренных и безжалостных систем обогащения тех, кто успел с помощью того же Собчака захватить больницы, поликлиники, медицинское оборудование. Скоро это медицинское ворье его отблагодарит, когда ему придется спасаться бегством от прокуратуры и прятаться сначала в клинике, а потом спасаться от ареста за границей…

Спустившись по каменным ступеням и пройдя мимо памятника Ленину, который в исполнении скульптора Вучетича оказался поразительно похож на обезьяну, она молча села в автомобиль, дожидавшийся ее на площадке за кованой оградой Смольного.

Это был тот самый, нам знакомый, старенький москвич-412 с форсированным двигателем. Только за рулем сидел не Иванов, а Онтонов. Иван Иванович Иванов вместе с Новосильцевой был в Москве: там графинька должна была повидаться с Немцовым, который обещал ее принять – правда, после долгих ходатайств, к которым пришлось даже подключать атташе по культуре посольства Франции. Куликовская-Романова с Новосильцевой знакома еще не была, но надеялась, что скоро познакомится. Заботу о Куликовской-Романовой взяли на себя в Петербурге те же неофициальные лидеры местной православной организации, среди которых было несколько отставных офицеров ГРУ, два бывших крупных партийных работника, генерал милиции и группа «Православные писатели России», которую возглавлял Николай Коняев, у которого ненависть к большевикам удивительным образом сочеталась с любовью к творчеству Михаила Шолохова – «коммунистического Толстого», члена КПСС и ЦК КПСС.

– Можно домой, Владимир Васильевич? – попросила она Онтонова. – Очень я устала от разговора с вашим мистером Собчаком.

– Но ведь вы там пробыли не больше двадцати минут, – удивился Онтонов.

– А мне показалось – целый день, – устало улыбнулась Куликовская-Романова.

– И можно ли узнать, каким был разговор, Ольга Николаевна? – поинтересовался Онтонов.

– Отвратительным и бесполезным, – ответила она. – Еще вчера я наивно думала, что ваш мэр – джентльмен и государственный человек.

Онтонов усмехнулся. Именно вчера он не советовал Куликовской-Романовой ходить, но она заявила:

– Я предпочитаю все узнавать на собственном опыте. Хотя и хорошо помню, как по этому поводу высказался Гамлет.

– Как же? – спросил Онтонов. – Напомните, пожалуйста.

– «Жалкий опыт – ум глупца!» – так, кажется. Не ручаюсь за точность русского перевода, но за смысл точный. Не обижайтесь, Виктор Васильевич, но я с детства такая ненормальная – все надо попробовать самой.

– А если вам скажут: «Это – огонь, трогать нельзя»?

– Уже было такое! Отец говорил, – рассмеялась Куликовская-Романова.

– И что же?

– Я же вам сказала – уже в возрасте трех лет я придавала огромное значение личному опыту!

Хмыкнув, Онтонов аккуратно включил вторую передачу. Выехал на аллею, ведущую к пропилеям Смольного, потом вывернул на Суворовский проспект. Остановившись у светофора, он негромко произнес:

– А мы, Ольга Николаевна, я имею в виду своих единомышленников, еще позавчера тоже полагали, что сей господин мэр – русский интеллигент. Разочаровываться всегда неприятно, но можно пережить, если дело касается только тебя самого… Господин Собчак оказался не лучше своих предшественников.

– Интересно! Очень интересная мысль! – повторила Куликовская-Романова. – Последним председателем горисполкома был, если не ошибаюсь, не гуманитарий, а профессиональный моряк, полярник, участник первой экспедиции в Антарктиду Ходырев. А партийным начальником – химик академик Гидаспов. Так?

– Совершенно верно! – удивился Онтонов ее осведомленности.

– И я вас правильно поняла – они точно так же разворовывали Ленинград, как нынешние правители растаскивают Петербург?

Онтонов не успел ответить: зажегся зеленый свет светофора, пришлось резко дать газ, и ответил Онтонов только у следующего перекрестка, где они снова попали на красный.

А за десять минут до этой остановки перед светофором бывший помощник мэра Петербурга по имени Ираклий сидел за своим столом и размышлял. Он оправился от удара неожиданно быстро. «И в самом деле, о чем горевать? – усмехнулся он. – Просто расслабимся и начнем смотреть следующее действие спектакля…»

Он, конечно, не пошел к кадровикам. Ему не к спеху. Они еще сами побегают за ним и будут упрашивать правильно оформить увольнение. Действует еще советский кодекс о труде, а он пока еще на стороне работника, а не нанимателя. Даже если этот наниматель – государство в лице мэрии Петербурга. В подобной ситуации Ира уже бывал. Причем, на стороне работодателя: еще недавно он был мелким клерком в юридическом отделе райисполкома. Ему пришлось походить по судам, и он хорошо знал, как можно отравить жизнь начальнику, который не удосужился грамотно уволить работника. Сначала заявление в суд о том, что Собчак безо всякого основания и повода не подпускает его к работе. Второе такое же – в областной совет профсоюзов. Третье – в прокуратуру. Четвертое – в представительство международной группы по правам человека, пятое… Пока хватит. Но это потом. А сейчас нужно конкретное дело. «Мотороллу» Собчак, конечно, отберет. Так что надо не терять времени.