Читать книгу - "Коглин - Деннис Лихэйн"

произошел во время войны, и существенном дефиците финансирования государственных школ в белых районах. При этом рейтинг наших облигаций весьма низок и продолжает падать. К тому же теперь стоимость жизни резко возросла, так что мы очень понимаем вашу озабоченность. Но нам требуется время.

— И вера, — добавил О’Мира. — Чуть-чуть побольше веры. Не желаете ли вы, джентльмены, опросить ваших коллег? Составить сводку их претензий? Не хотите ли изложить те факты, которые говорят о злоупотреблении руководства властью?

— Не опасаясь возмездия? — уточнил Дэнни.

— Совершенно не опасаясь, — ответил О’Мира. — Заверяю вас.

— Тогда, разумеется, хотим, — произнес Марк Дентон.

О’Мира кивнул:

— Предлагаю встретиться здесь же примерно через месяц. А до этого давайте воздержимся от высказываний в печати и вообще от раскачивания лодки. Согласны?

Дэнни и Марк кивнули.

Мэр Питерс встал и пожал им руки:

— Возможно, я и новичок на своем посту, джентльмены, но я надеюсь оправдать ваше доверие.

О’Мира вышел из-за стола и указал на двери кабинета:

— Как только мы откроем дверь, здесь окажутся журналисты. Начнут сверкать фотовспышками, выкрикивать вопросы, в общем, все как обычно. Кто-нибудь из вас ведет сейчас агентурную работу под чужим именем?

Дэнни сам удивился, какое облегчение он почувствовал, отвечая:

— Уже нет, сэр.

В одной из задних кабинок таверны «Заповедник» Дэнни передал Эдди Маккенне коробку, в которой находилась одежда Даниэля Санте, ключ от его съемной квартиры, различные заметки и литературу, которую он изучал.

Эдди показал на гладко выбритое лицо Дэнни:

— Значит, все.

— Все.

Маккенна перебрал содержимое коробки, отодвинул ее в сторону:

— Нет шансов, что Даниэль Санте передумает, если хорошенько отоспится?

Дэнни послал ему взгляд, начисто исключающий такую возможность.

— Полагаешь, они могли тебя убить? — поинтересовался Маккенна.

— Не думаю. Но когда слышишь, как у тебя за спиной четверо здоровенных быков взводят четыре курка…

Маккенна кивнул:

— Конечно, от такого бы и сам Христос усомнился в мудрости Своего учения.

Некоторое время они молчали, каждый был занят собственным стаканом и собственными мыслями.

— Я мог бы придумать тебе новую маску, заслать в другую ячейку. Есть такая…

— Хватит. Я даже не знаю, за каким хреном мы это делали. Я не знаю, почему…

— Не нам рассуждать о том, почему.

— Не мне. Это твое детище.

Маккенна пожал плечами.

— Чем я занимался? — Дэнни посмотрел на свои раскрытые ладони. — Чего добился? Разве что составлял списки ребят из профсоюзов да беззубых большевиков…

— Беззубых красных не бывает.

— Чего ради?

Эдди Маккенна отхлебнул пива, зажег сигару, скосился на дым.

— Мы тебя потеряли.

— Что? — переспросил Дэнни.

— Да, да, — произнес Маккенна негромко.

— Не понимаю, о чем ты. Это я. Дэнни.

Маккенна устремил взгляд в потолок:

— В детстве я одно время жил у дядюшки, только не помню, с какой стороны, — с материнской или отцовской. Он был типичный угрюмый ирландец. Ни музыки, ни любви, ни веселья. И у него был пес. Простой дворовый пес, глупый-преглупый, но прямо-таки источавший любовь и веселье. Он так и приплясывал на месте, когда видел, что я поднимаюсь на холм, так и вилял хвостом, просто от радости, что я его приласкаю, стану с ним бегать, буду чесать его пестрое брюхо. — Эдди затянулся и медленно выдохнул. — И вот он захворал. Начал чихать кровью. И дядюшка мне велел стащить его в океан. Избил меня, когда я отказался. Я стал плакать, а он исколотил меня еще сильнее. Ну, я и понес пса в океан. Дотащил его до места, где мне было по подбородок, и отпустил. Дядя велел держать его под водой и считать до шестидесяти, но он был больной, слабый и вялый и сразу камнем ухнул на дно. Я вылез на берег, и тут дядюшка опять принялся меня колошматить. Я кричу: «За что?» А он показывает: гляди, бедный глупый пес плывет обратно. Плывет ко мне. И в конце концов добирается до берега. Весь дрожит, тяжело дышит, с шерсти каплет. Просто чудо. Романтик, герой. Только он успел на меня глянуть, как дядюшка всадил ему в спину топор и разрубил пса пополам.

Маккенна откинулся назад. Взял из пепельницы сигару. Официантка убрала полдюжины кружек с соседнего столика, вернулась к стойке, и в зале стало совсем тихо.

— На черта ты мне такое рассказываешь? — зло спросил Дэнни. — Рехнулся?

— Это ты рехнулся, мальчик. Помешался на «справедливости». Не отрицай. Ты думаешь, она есть. Я же вижу.

Дэнни резко наклонился вперед, так что пиво выплеснулось из стакана, уже поднесенного ко рту.

— Чему ты меня хочешь научить этой собачьей историей? Что жизнь — трудная штука? Что без обмана не будет талана? По-твоему, это для меня новость? Думаешь, я верю, что у профсоюзов, или у большевиков, или у БК есть хоть один паршивый шанс получить то, за что они бьются?

— Тогда зачем ты это делал? Мы все беспокоимся, Дэн. Твой отец, твой брат, я. Мы страшно беспокоимся. Ты ведь специально шел на провал.

— Нет.

— Однако ж ты говоришь мне, что никакая разумная власть — местная ли, на уровне ли штата, на федеральном ли уровне — никогда не допустит советизации нашей страны. Никогда. И все же продолжаешь возюкаться с этим чертовым БК и все больше отдаляться от тех, кому ты дорог. Почему? Ты ведь мой крестник, Дэн. Почему?

— Перемены болезненны.

— Таков твой ответ?

Дэнни встал:

— Перемены болезненны, Эдди, но они грядут, можешь мне поверить.

— Ты ошибаешься.

— Они неизбежны.

Эдди покачал головой:

— Бывают настоящие сражения, мой мальчик, а бывают забавы. И боюсь, скоро ты поймешь, в чем между ними разница.

Глава девятнадцатая

Во вторник вечером они были в кухне, Нора только-только вернулась с обувной фабрики, Лютер резал овощи для супа, Нора чистила картошку. И вдруг она возьми да и спроси:

— А у тебя девушка есть?

— Ммм?

Она поглядела на него своими светлыми глазищами, в них блеснула искра — как от спички.

— Ты же слышал. У тебя есть где-нибудь девушка?

Лютер помотал головой:

— Нет, мэм.

Она засмеялась.

— Что в этом смешного?

— Врешь же.

— А? С чего ты решила?

— Я ее у тебя в голосе слышу.

— Кого слышишь?

Она гортанно рассмеялась:

— Любовь.

— Ежели я кого люблю, это ж не значит, что она моя.

— Вот это правда так правда. Если кого-то любишь, это еще не значит, что…

— Она не докончила фразу и продолжила чистить картошку, при этом негромко напевая с закрытым ртом, такая уж