Читать книгу - "Лицо в темноте - Нора Робертс"

Дрю больше не просил прощения. В этом не было необходимости. Десять дней Эмма пролежала в постели, и все десять дней он твердил, что она сама виновата, объясняя снова и снова, что действовал исключительно в ее интересах.

Она ведь думала только о себе, не так ли, когда столько недель готовилась к выставке? Она ночь за ночью оставляла мужа одного, а затем насмехалась над их браком, публично флиртуя с другим мужчиной.

Она вынудила наказать ее, заслужила это и виновата сама.

Хотя несколько дней после выставки телефон звонил не переставая, Эмма ни с кем не разговаривала. Дрю прикладывал лед к ее распухшим губам, кормил бульоном, давал обезболивающие таблетки, чтобы она могла спать.

Потом он сказал, что все звонят лишь для того, чтобы пообщаться с ним. А им необходимо побыть вдвоем, заняться семьей, сделать наконец ребенка.

Она же хочет иметь семью, не так ли? Хочет быть счастливой, хочет, чтобы о ней заботились? Если бы она не отдавала столько времени работе, она уже давно бы забеременела. Разве не этого она хочет?

И когда Дрю так спрашивал, постоянно сверля вопросами, Эмма соглашалась. Но ее согласия всегда было недостаточно.

Она проснулась в темноте, разбуженная музыкой. «Это сон», — убеждала она себя, кутаясь в одеяло и силясь проснуться. Однако даже открыв глаза, Эмма продолжала слышать песню, которую пел давно умерший человек. Дрожащими пальцами, она потянулась к выключателю ночника, щелкала, щелкала и щелкала им, но свет не зажигался, не разгонял тьму.

Музыка становилась все громче, Эмма зажала уши руками и все равно слышала ее, дрожащую, пульсирующую, пока музыка не потонула в ее крике.

— Ну, Эмма, все хорошо. — Дрю гладил ее по голове. — Опять кошмар? Пора бы вырасти из кошмаров.

Эмма вцепилась в него, спасителя, единственную прочную веревку, способную вытащить ее из моря страха и безумия.

— Это было не во сне. Я слышала песню… которая звучала ночью, когда убили Даррена.

— Никакой музыки не было.

Дрю незаметно положил на столик пульт стереокомплекса.

«Хороший урок», — думал он, прижимая к себе дрожащую жену. Хороший способ держать ее в зависимости и повиновении.

— Я слышала ее, — всхлипывала Эмма. — И свет не зажигался.

— Ты уже достаточно взрослая, чтобы не бояться темноты, — ласково произнес он, втыкая вилку ночника в розетку и Щелкая выключателем. — Так лучше?

— Спасибо, — кивнула она. Ее затопила волна признательности. — Не оставляй меня одну, Дрю. Пожалуйста.

— Я же сказал, что буду заботиться о тебе. — Улыбаясь, он продолжал гладить ее по голове. — Я не оставлю тебя одну, Эмма, не беспокойся.

К Рождеству она думала, что все опять наладилось. Дрю освободил ее от житейских мелочей: сам выбирал для нее одежду, разговаривал за нее по телефону, занимался всеми денежными вопросами.

Эмма должна была заботиться только о доме и муже. Не надо было больше принимать решения. Все фотопринадлежности и камера заперты, но они уже не интересовали Эмму. А когда она вспоминала о своей работе, ее охватывала депрессия.

На Рождество Дрю подарил ей бриллиантовый кулон, и этот подарок вдруг вызвал у нее желание заплакать.

Она сдала кучу анализов, чтобы выяснить причины своего бесплодия. Когда сведения об этом просочились в прессу, Эмма пережила унижение молча, затем вовсе перестала читать газеты. Для нее почти не имело значения то, что происходило за стенами дома. Ее мир заключался в семи комнатах, выходящих окнами на Центральный парк.

Врачи подтвердили, что у Эммы нет физиологических причин для бесплодия, и она застенчиво намекнула, чтобы Дрю тоже сдал анализы.

Он избил ее до потери сознания и на два дня запер в спальне.

Кошмары продолжались. Иногда Дрю был рядом, гладил и утешал ее, пока она не успокаивалась. Но чаще называл дурой, жаловался, что она мешает ему спать, и оставлял дрожащую Эмму одну в темноте.

Если Дрю неосмотрительно забывал пульт у изголовья кровати, поставив на проигрыватель «Эбби роуд», Эмма бывала слишком уставшей, чтобы обратить на это внимание.

Смутно она уже начала осознавать, что Дрю с ней делает. В кого хочет превратить. Десять недель турне и мужчина, в которого она влюбилась, теперь казались ей лишь плодом фантазии. От прежнего Дрю ничего не осталось. Он был для нее лишь тюремщиком.

Эмма стала думать о побеге. Дрю редко оставлял ее надолго одну, а если она выходила из дома, то всегда отправлялся с ней. Иногда по ночам Эмма, лежа без сна, обдумывала, как сбежать. Надо позвонить Марианне, Бев, отцу. Они помогут ей.

Потом накатывали стыд и сомнения, которые так глубоко заронил в ее голову Дрю.

Он не пользовался ремнем до того рокового дня, когда его и группу не обошли музыкальной премией года.

Эмма не сопротивлялась, когда Дрю бил ее кулаками, лишь пряталась в себя, как в детстве пряталась под раковиной. Словно исчезала. И вот тогда, охваченный бешенством, Дрю совершил роковую ошибку.

— Какой от тебя прок, черт возьми? — Он носился по комнате, круша все, что попадалось под руку. — Неужели ты думаешь, я мечтал провести всю жизнь рядом с испорченной безмозглой сучкой? — Он выместил на вазочке для орехов разочарование, которое испытал, глядя, как другой поднимался на сцену за наградой, его наградой. — Разве ты хоть чем-то помогла мне? И это после того, как я все сделал для тебя, окрасив романтикой твою однообразную, никчемную жизнь. Ты действительно поверила, что я не знал, кто ты такая, когда мы встретились?

Устав бить посуду, он ухватил Эмму за остатки платья и встряхнул.

Но та была уже за пределами страха. За пределами надежды. Она видела, как потемневшие глаза Дрю сузились до щелок.

— Ты была такой дурой, Эмма, заикалась и краснела, чуть не уморила меня. Потом, черт возьми, я женился на тебе и хотел только одного: чтобы ты помогала мне двигаться вверх. Но попросила ли ты хоть раз своего отца нажать ради меня на пару кнопок? Нет.