Читать книгу - "Эпитафия. Иначе не выжить - Анатолий Ковалев"

До окончания школы оставался год, и я серьезно увлеклась театром. А что мне еще оставалось из мирских забав?

В нашем семейном театре шла одна и та же пьеса. Она наконец достигла своей банальной кульминации и развязки. Мать застукала меня с отчимом во время авангардной мизансцены. Последний акт этого пошлого фарса шел под битье посуды, истеричные крики, обоюдное рукоприкладство. Короче, они разукрасили друг другу физиономии и помирились, а меня выставили за дверь.

К этому времени я уже сдала документы в театральный институт. В приемной комиссии я случайно встретила папиного знакомого, артиста ТЮЗа. Он был в свое время комсоргом театра. Когда я была маленькая, отец часто приводил меня к нему в гримерную. Он помог мне не только поступить в институт, но и выбил для меня комнату в актерском общежитии.

В этой самой общежитской комнате и материализовалась по весне Настя Овчинникова.

Я готовилась к курсовому спектаклю, учила роль. В дверь постучали два раза. Я по обыкновению крикнула:

– Открыто!

На пороге стояла красивая девушка с коротко стриженными иссиня-черными волосами, в простеньком платьице. Короче, совсем незнакомая девушка.

– Не узнаешь? – спросила она меня. И я тут же узнала – то ли по интонации, то ли по какому-то необыкновенному, кошачьему блеску в глазах.

– Настя! – крикнула я. Крикнула, потому что мне казалось, что иначе она не услышит, ведь между нами было огромное расстояние – в пять мучительных лет.

Мы обнялись.

– Почему не отвечала на письма? – первым делом спросила я.

– Сейчас это не важно.

Такой ответ могла позволить себе только Настя Овчинникова. И я любила ее за это.

– Где живешь?

– Там же. На проспекте Мира.

– Одна?

– Могла бы не спрашивать.

– Прости! Сорвалось…

– Ты неплохо устроилась, – бросила она дежурную фразу, оглядев мою комнату.

Я с ужасом поняла, что нам не о чем говорить. Вспоминать совместное прошлое больно, да и глупо. Теребить пережитое за пять лет не хотелось. А мое настоящее, судя по всему, ее мало интересовало. Наши дороги давно разошлись, и наши вкусы теперь вряд ли совпадали. Но ведь зачем-то я ей понадобилась спустя два года после прекращения переписки?

– Все хорошо, вот только видака нет! – продолжала она осмотр помещения.

– Моей стипухи хватает только на проездной билет да на корочку хлеба, – заметилая.

– Жаль, – вздохнула Настя, – а то я хотела тебе показать забавный триллер!

– Мы можем пойти к моему соседу, – предложила я, хотя мне было страшно некогда.

В курсовом спектакле на античные сюжеты по иронии судьбы мне досталась роль Электры, жаждущей отомстить своей матери за отца. Роль мне совсем не давалась. Слишком личностно я принимала устаревшие коллизии.

– Нет, сосед не подойдет, – решительно отвергла Настя мое предложение.

– Триллер больно крут. У соседа может не выдержать сердечко!

И тут до меня дошло, что она говорит иносказательно. «Господи! Что же это может быть?» – подумала я, но Настя сама разъяснила:

– Это фильм о том, как шли убивать моих родителей, и брата, и меня…

– Не может быть, – не поверила я.

– Пойдем ко мне!

От общежития до Настиного дома – полчаса ходьбы. Я уже не думала об Электре, о курсовом спектакле. За те полчаса, что мы шли бок о бок с Настей Овчинниковой, с моей лучшей подругой детства, роль начисто выветрилась из головы и что-то переменилось в моей судьбе. Мы большей частью молчали и старались не смотреть друг дружке в глаза. Мы знали о многом из наших циничных, саркастических писем. И к этому нечего было добавить. Разве что…

Когда я в первый раз смотрела этот фильм, слезы сами катились из глаз.

А я-то думала, что за прошедшие годы закалилась так, что ничем не прошибешь!

Вот Настя – та действительно ни слезинки не проронила! Ни один мускул на лице не дрогнул! Может, потому, что для меня это было кино, а для нее пережитая реальность?

– Что скажешь? – спросила она, глядя остекленевшими глазами в пустоту экрана.

– Ты собираешься мстить? Она кивнула.

– Зачем ты показала мне это? Ты хочешь…

– Да. Я хочу, чтобы ты мне помогла. Я согласилась. А кто бы на моем месте отказался? Я теперь видела своими глазами, как пятеро в пятнистой форме с автоматами шли убивать Настиных родителей, маленького братишку, которого мы хотели женить на моей сестренке. Она сейчас наверняка ложится под маминого официанта. А еще была Люда…

Серебристый «крайслер» резко затормозил, с таким душераздирающим визгом, будто под колеса угодила собака. Шаталин едва вписался в поворот. Эта дорога ему всякий раз давалась тяжело. Преступника тянет на место преступления – набившая оскомину фраза. Он решил немного передохнуть. Тогда они оставили машину чуть подальше. Вчера он не стал смотреть кассету, только спросил:

– Зачем ты ее принесла сюда?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Наверно, хотела увидеть твою реакцию во время просмотра.

– Значит, я – подопытный кролик?

– Вроде того. Все мы любим экспериментировать, но экспериментируют в основном на нас.

– А как ты себе представляешь мою реакцию?

– Не представляю.

– Я тоже, – честно признался он. – Пожалуй, не стоит этого делать.

– Боишься?

– Не в том дело. Эта кассета столько раз прокручена в моей памяти…

– В своей памяти ты не мог видеть себя со стороны. А в этом заложено все. Человеку свойственно со временем меняться. Это зависит еще от рода его занятий. Когда мы с Настей разработали безумный план с «подарком», я воображала себя белкой-малюткой, попавшей в логово дикого вепря. Того самого вепря, которого видела на экране. Но белка-малютка должна перехитрить тупорылого! В первые минуты нашего знакомства ты пожирал крабовые палочки, запивал их пивом, не хотел делиться и вел себя грубо и нагло. Я сразу сообразила, что белке-малютке надо прикинуться по меньшей мере своенравной львицей, чтобы устоять в противоборстве.

На следующее утро вепрь разбушевался, но вдруг стал кротким и милым, когда почувствовал сильное сопротивление. Я решила приручить зверя. Любой зверь приручается лакомством. Я сделала жаркое. Когда ты ел его, я поняла, что никакой ты не вепрь, а только хочешь казаться им.

– Почему ты меня не убила сразу? И что за женщина мне звонила тогда?

– Я не имела права тебя убивать. Это привилегия Насти. Она, правда, на всякий случай два месяца обучала меня прицельной стрельбе из револьвера. Как видишь, пригодилось. Я должна была только внедриться, стать твоей тенью, чтобы Настя потом могла войти в дом беспрепятственно.