Читать книгу - "Меньшее зло - Юлий Дубов"

«В наше время многие политики имеют обыкновение с апломбом рассуждать о том, будто народ не заслуживает свободы до тех пор, пока не научится ею пользоваться».

Томас Маколей

Уже в середине дня стало совершенно понятно, что плановые показатели не достигаются никаким образом. Не то местные царьки, получив положенную мзду, забыли дать руководящие указания, не то указания были даны не до конца понятным образом. Но по четырём крупным по кавказским меркам центрам, откуда только и можно было получать оперативную информацию, Эф Эф не набирал и двадцати пяти процентов голосов. Он всё равно шёл первым, однако ещё не сказали своего слова посёлки и горные аулы — средоточие коммунистического электората.

Впору было всерьёз задуматься не столько о намеченных шестидесяти восьми процентах «за», сколько о придвинувшемся вплотную проигрыше кампании.

Предпринятый Платоном экстренный обзвон собратьев-олигархов ничего утешительного не принёс. Более или менее уверенно прогнозировался второй тур.

— А ты на что рассчитывал? — поинтересовался обосновавшийся в Самаре нефтяной король Ватутин. — Я тебе ещё в Москве говорил, что надо брать уже раскрученного — Черномора или космонавта какого-нибудь, на худой конец. А не этого — искусствоведа в штатском. Да если бы мы тут рогами не упирались, коммуняки спокойно могли до шестидесяти процентов отхватить. Вот тебе и победа в первом туре. Уж если на то пошло, надо было взять их кандидата, дать ему бабок — да и хер с ним, что он коммунист. Без бабок он коммунист. А с бабками он уже нормальный. Из-за вашей глупости я тут уже второй месяц парюсь, бизнес по телефону. С Би Пи охренительный контракт в пролёте — они ж не понимают наших заморочек…

— А ты в Москве так ни разу и не был? — осторожно спросил Платон.

Ватутин задышал в трубку, потом сказал, нарочито растягивая слова.

— В такую горячую пору, когда решается судьба власти, крупный капитал должен осознать свою историческую ответственность. Вот таким, примерно, мягким шанкром. У нас тут нормально все. Погода хорошая, денег много.

— Понятно, — сказал Платон. — Здесь такая же ситуация.

— Ну, знаешь! Я думал, что хоть у тебя не так. Учитывая старые связи…

— Да нет. Всё то же. Но теперь недолго осталось. Вот закончим эту историю…

— Если второй тур будет, значит ещё на месяц. Не меньше.

— А скажи-ка, — поинтересовался Платон, — на тебя же там наверняка выходили такие… Специальные люди… Как бы тебе объяснить…

— Да можешь не объяснять! Они тут у меня только что не поселились… Да пока от них проку… Что они есть, что их нет. Кстати, помянешь, как говорится, черта… Я тебе перезвоню. Давай пока…

Ларри, к которому Платон пошёл поделиться впечатлениями, был на редкость спокоен. Пожал плечами.

— Они у нас чистоплюи, — охарактеризовал он собратьев по олигархическому цеху. — Как бабки заработали, так им уже все неинтересно стало. А я, наверное, ещё недостаточно заработал. Мне пока интересно.

— Но ты же видишь, что голосуют совершенно не так, как надо…

— Не вижу, — ответил Ларри. — Совершенно не вижу. Я пока вижу только то, что эти твои, с татуированными пупками, докладывают. Меня это, знаешь, как-то не очень колышет. Я подожду, пока кто-нибудь другой не доложит. Посерьёзнее.

— Фредди?

— Фредди.

— А что он доложит?

— Ты просил шестьдесят восемь процентов «за»? Будет шестьдесят восемь и одна десятая.

— Каким образом?

— А! — Ларри отмахнулся лениво. — Какая тебе разница?

— Но ты-то хоть знаешь?

— Я же тебе объясняю — мне это ещё интересно. Поэтому знаю. А Ватутину неинтересно, так он ко второму туру готовится. Пусть готовится.

Первые же ночные часы преподнесли сюрприз. Накопленная уже демократическая традиция неизбежно демонстрировала укрепление коммунистических позиций по мере продвижения от центра к окраинам.

Сейчас же всё произошло наоборот. Буквально каждый километр увеличивал отрыв Федора Фёдоровича от дышащего ему в спину коммуниста. К часу ночи победа стала очевидной.

— А вот теперь, — сказал Ларри, — давай телефончики сложим в соседней комнате, чтобы не мешали, и я тебе фокус буду показывать. Торжество белой магии. Только пусть никто не заходит, а то у неподготовленных с непривычки может медвежья болезнь случиться.

Он нацепил на нос очки, достал из заднего кармана пачку узких листков бумаги и прибавил звук телевизора.

— Подведены предварительные итоги голосования в Гойхском районе, — сообщил диктор местного телевидения. — По данным участковой избирательной комиссии за Рогова поданы 2038 голосов, что составляет примерно 86 процентов. Между остальными кандидатами на пост президента страны голоса избирателей распределились следующим образом…

Ларри кивнул, отщепил листок бумаги и перебросил его через стол Платону.

— Ого, — сказал Платон, взглянув на листок. — Лихо!

— Я же говорю — белая магия. Он там про что — про Теберду? И это у нас есть. На-ка, посмотри. И так далее. Все по плану. Нормально ребятки своё отрабатывают.

— Вбрасывают?

— Вовсю. К примеру, проголосовали пятьдесят человек, а в списках — сто пятьдесят. Как только участок закрылся, закинули остальные. С правильной фамилией.

— Так у нас что — стопроцентная явка будет?

— Обижаешь… Зачем стопроцентная? Восемьдесят. Девяносто. Так примерно. Хамить не будем, да?

— А получится?

— Обязательно получится. Они же не только вбрасывают. Ещё и выбрасывают понемножку.

— А это как?

— Это так. Бюллетени из урн в мешки загружают. Когда уже посчитали. А на мешках пишут фамилии. Фамилии на мешках поменял — и всё. Потом ненужный мешок спалил в костре. Вместо него положил нужный.

— А наблюдатели? Их же там, как собак нерезаных…

Ларри пожал плечами и отложил в сторону ещё три озвученные бумажки.