Читать книгу - "Бомба для председателя - Юлиан Семенов"

Две девушки сняли с Люса дождевик и провели его к маленькому столику под лестницей, которая пахла свежей сосной и вела наверх, в жилое помещение.

— Как вы относитесь к сырой рыбе? — спросил Онума. — Я хочу предложить вам суси. Это очень вкусно: сырая рыба и рис. Некоторые европейцы не могут есть сырую рыбу, но на этот случай у нас припасена макахура, то есть икра. Или осьминог, он не так физиологичен.

— Я люблю сырую рыбу. И сырое мясо. И вообще, больше всего мне нравится поедать ежей, — ответил Люс.

Онума чуть посмеялся — каждая нация вправе шутить по-своему — и спросил:

— Был трудный перелет?

— Нет, все нормально…

— Не очень устали?

— Это вы о ежах? Простите меня: я так шучу.

— Нет, это вы простите, что я не понял ваш юмор, — ответил Онума.

Как только к их столику подошли девушки и принесли целлофановые пакетики с горячими влажными салфетками, пропитанными благовониями, с лица Онумы сошло напряжение, и оно сделалось непроницаемо спокойным.

«Такое же лицо было у Хоа, — подумал Люс, — когда он сказал на черной лестнице, что я родился счастливым, потому что мне покровительствует случай».

«Вообще-то, случай обращен против людей, — сказал тогда Хоа. — Ведь рождение, как, впрочем, и смерть, случайно». Он тогда три раза повторил, что случай спас мне жизнь. «Не будь поездки в этот „Олд Айлэнд“ и не пойми я, что вы действительно разгневаны поведением мистера Ричмонда (я это до конца понял, когда вы так испугались мистера Ричмонда, испугались около такси; я его тоже очень испугался, я вообще боюсь белых: только потому я согласился выполнить просьбу мистера Лао…), вы бы исчезли. Я ведь ничего против вас не имел… Вы мешали мистеру Лао, помощнику председателя Лима. Я наблюдал за вами в клубе и понял, что убирать вас будет легко, потому что вы сопротивляетесь лишь на словах — на деле вы беспомощны. Но вы действительно очень сильны в словах. Я не очень вас сначала понимал, мистер Люс, — продолжал Хоа, — вы всегда и всем говорили правду, а я не понимал, как это можно говорить всю правду: это ведь значит оставить себя незащищенным… А потом я понял, что ваш прием самый действенный: ложь заставляет держать в голове тысячи версий, ложь тренирует разум человека, без лжи невозможен прогресс, мистер Люс, но когда лжи противостоит правда, тогда, значит, человек, говорящий правду, очень надеется на свои инстинкты, тайные провидения — он уверен, что и во лжи собеседника ему откроется истина».

Онума сказал:

— Суси надо обязательно макать в соевый соус, это придает пище особый колорит, лишь соя может объединить рис и сырое мясо тунца в единый ансамбль лакомства. Нет, нет, макайте еще смелее, мистер Люс… Знаете, лучше я буду называть вас Люсо-сан, ладно?

— «Сан» — это господин?

— Я бы не стал так переводить. «Чио-Чио-Сан» популярна у вас в Европе. Вы переводите «Чио-Чио-Сан» как «Мадам Батерфляй»… А ведь это неверно. «Ночная бабочка во время грозы кажется черной, но утром она умирает белой, как солнце в дни тумана…» Это средневековье… Я бы так перевел имя героини оперы… «Сан» заключает в себе массу смыслов. Вообще, иероглифика весьма многосмысленна. «Сан» — это проявление уважительности в обращении к человеку… Нет, я бы не хотел переводить этот иероглиф как «господин». Мне слово «господин» не нравится, очень не нравится… «Сан» нельзя перевести на ваш язык. Только иероглифика способна передать истинное значение «сан». Кстати, в чем я не был согласен с Мао, так это с его попыткой реформировать язык, переведя иероглифы на латинский шрифт…

— Интересуетесь филологическим экспериментом ультралевых?

— Выпьем сакэ, пока оно горячее. Нашу водку надо пить очень горячей. Здесь дают прекрасное сакэ из Иокогамы. Двойная очистка, причем наш рис смешан с южнокитайским, чуть желтоватым. Здесь действительно особое сакэ.

— Очень вкусно. И суси замечательно. Никогда не думал, что у вас такая прекрасная еда…

— Ну, это мы только начинаем экскурс в нашу кулинарию, Люсо-сан. Вас ждут сюрпризы… Редактор коммунистической газеты как-то сказал мне, что он согласен помириться с феодализмом лишь на базе народной японской кухни.

— Вы тоже коммунист, Онума-сан?

Онума рассмеялся:

— Вы правильно обратились ко мне. Некоторые европейцы говорят «Онума», некоторые — «мистер Онума», и это все обижает меня. «Онума-сан» — это очень приятно. Хорошо, что вы именно так обратились ко мне. Иногда приходится подсказывать, и тогда уже не так приятно, если тебя называют по правилам. Сюрприз всегда приятен. Нет, я не коммунист… А вы?

— Я их уважаю.

— Вы член партии?

— Для художника членство в партии необязательно.

— А я к коммунистам отношусь плохо.

— Приветствуете Мао и не любите коммунистов…

— Я не связываю личность Мао с общезначимым коммунизмом. Мао — лидер азиатской страны, которая за двадцать лет превратилась в мощную державу…

— Сама по себе или с помощью Кремля?

Онума словно не слышал вопроса Люса.

— Мао, — продолжал он, — обратился к молодежи, а мы, например, мучаемся с нашим дзенгакуреном…

— Что такое дзенгакурен? — спросил Люс.

— Это те, кого у вас называют длинноволосыми, новые левые. Мы с ними мучаемся, компрометируем себя политикой кнута и пряника, заигрываем с ними, сажаем их, платим им… А Мао взял да и сделал государственную ставку на молодежь, когда понял, что идеи мирового коммунизма входят в противоречие с практикой его внутренней и внешней политики. Он сумел использовать в своих целях поколение молодых. В этом смысле я приветствую эксперимент Мао. Он собрал воедино догмы буддизма, и методику Троцкого, и концепции научной революции последнего десятилетия. Это серьезная комбинация. Недаром же в Австралии редакторам газет уже предписано воздерживаться от карикатур на Мао, а многим из них рекомендовано писать об его эксперименте в уважительных тонах. При этом о Японии там пишут в совершенно разнузданном, недопустимом тоне. Меня это наполовину радует, а наполовину огорчает. Моя мать — китаянка, а кровь — это всегда кровь, не так ли?.. Но, как сын японского отца, я обижен за Японию…

— Но что же главное, привлекающее вас в опыте Мао? Игра с молодежью?

— Нет, Люсо-сан… Главное, что меня привлекает в эксперименте Мао, — это борьба против партийной и государственной бюрократии…

— Вы убеждены, что в Китае была партийная и государственная бюрократия?

— Это наивно опровергать.

— У меня сомнение: если начинали все вместе — Мао, Лю Шао-ци, Пын Дэ-хуай, Линь Бяо, Дэн Сяо-пин, Чэнь И, то почему один из них стал бюрократом и наймитом иностранной державы, а другой остался верным идее? Не кажется ли вам странным обвинение, выдвинутое против председателя КНР Лю Шао-ци, в служении интересам иностранной державы? У нас может случиться, что генерал или незадачливый помощник министра оказывается агентом иностранных держав — их ловят на алчности, на бабах или гомосексуализме, но в мире еще не было такого, чтоб глава государства, министр иностранных дел, военный министр и генеральный секретарь партии оказывались агентами и наемниками иностранцев. В чем же дело?