Читать книгу - "Хранители смерти - Николай Иванович Леонов"

куда-то пропадал, уезжал по каким-то адресам – и это в той стране, в которой они были впервые. Он мог знать все маршруты, прекрасно ориентировался на местности, словно уже бывал там не раз. Ей казалось, что он заранее тщательно готовился именно к перемещению по городу. Но так как это ее никак не касалось, она не заостряла внимания. Вопросов, естессно, не задавала.

Вспомнила и еще кое-что. Мне кажется, с этим можно связать кимоно и «Поляроид». Ты сам решай. Может быть, я не в ту степь полез. Однажды, когда они были в Лондоне, Громов приобрел во всемирно известном универмаге «Хэрродс» флакон духов и – внимание! – женскую помаду марки «Шанель». Кроме этого, набрал там всяких сладостей и купил игрушечную мини-кухню с посудкой и пластмассовыми продуктами – для ребенка. Но Абельянц точно знала, что у него не было детей. То есть вообще никаких, понимаешь? Ни племянников, ни крестников.

– Откуда она это знала? – усомнился Гуров. – Ну, купил человек за границей бабе цветы, а детям – мороженое, какое ее дело?

– Женская интуиция, Лев Иваныч. И немного наблюдательности. Он делал это на ее глазах, и, конечно, у нее возникли вопросы. Если ты станешь покупать женские духи, то я предположу, что это для Маши. Но ежели ты наберешь полную корзину детских игрушек явно не для младенца, то я тоже захочу расспросить, кому все это.

– Ну… ладно, – сдался Гуров. – Логично. Продолжай.

– Ну вот, про игрушки я уже сказал. Сам Громов ничего коллеге объяснять не стал. Она благоразумно решила, что это не ее дело. Этот случай был в одна тысяча девятьсот семьдесят шестом году, летом. Абельянц запомнила дату, потому что это была ее первая командировка за границу. Она тогда старалась подмечать все – настолько мощной оказалась разница между Лондоном и Москвой.

Они не всегда вместе выезжали за рубеж. Иногда он отправлялся туда без нее, это было обычной практикой.

В последнюю в своей жизни поездку за границу – в Японию – Громов отправился один. Пробыл там всего три дня. До этого поделился с Абельянц, что давно не был в отпуске. Поэтому когда в один прекрасный день восемьдесят четвертого года он не появился на работе, она решила, что он все же свалил на отдых. Правда, удивилась, что не предупредил ее. Все-таки столько лет в одной комнате просидели. Больше она его не видела. Поспрашивала о нем у коллег, они тоже ничего не знали. В курилке обсуждали его исчезновение и удивлялись, что редакцию не наводнила милиция. Абельянц же для себя сначала решила, что Громов уволился, не сказав никому ни слова. Даже ей – соседке по комнате. Но они за все годы работы так и не стали с Громовым друзьями, и он не обязан был предупреждать ее или отчитываться перед ней. А потом вспомнила его отлучки во время командировок и тем более прикусила язык. В скором времени ее прикрепили к другому журналисту, а потом она о Громове и думать забыла. Но все же вопросы у нее остались. Пропал человек – а его не ищут. Был – и нет. И вокруг всем словно наплевать. Я когда ей позвонил, она мне все высказала. Получил я за всех наших. На этом все. Больше ничего узнать не удалось.

– Понятно. Одна «вода», – подытожил Гуров. – Снова ничего.

– Согласен, – не стал спорить Стас. – Зато сколько всего набрали! Но погоди, Лева. Все, что мы знаем, чего-нибудь да сто́ит. Установили личность трупа – уже что-то.

– Мы это сразу установили, – ответил Гуров. – Не хватало только официального заключения.

– Нет, ну не все уж так глухо, – напомнил Стас. – Помада «Шанель» из Лондона и остатки следов помады той же марки на фильтрах сигарет и на носовом платке Громова. Совпадение?

– Да пока я даже не вижу в этом никакого смысла, – признался Гуров.

– Ну, извини, – буркнул Стас. – Сделал все, что смог.

Гурову стало неловко. Иногда ему стоило быть повежливее.

– Ты молодец, – поспешил он похвалить Крячко. – И ты прав: помада – хоть какое-то совпадение. Не обижайся, Стас. Лечись дальше.

Поговорив с Крячко и отложив в сторону мобильный телефон, Гуров взглянул в сторону слойки с повидлом и понял, что есть ему совершенно не хочется. Он подошел к окну и закрыл его. Стянул со спинки стула пиджак и вышел из кабинета.

– Петр Николаич, я поехал отрабатывать жильцов своего дома, – сообщил он Орлову по мобильной связи, сбегая по лестнице на первый этаж. – Я же тебе не нужен?

– Иди, – разрешил Орлов. – Что там с Крячко?

Гуров пересек вестибюль, кивнул знакомому сержанту и посторонился, пропуская девушку-курьера.

– Стас связался с редакцией и нашел человека, который был знаком с Громовым. Некая Софья Абельянц, бывший переводчик. Теперь работает в архиве. Работала с Громовым бок о бок несколько лет. Ничего ценного она не рассказала, но обратила внимание, что Громов покупал за рубежом детские игрушки. При этом все знали, что у него не было детей. Так себе зацепка, но это лишний раз подтверждает, что он виделся со своим ребенком. А значит, и с его матерью.

– Но мы даже не знаем, кто она, – закончил мысль Орлов.

– Вот именно.

Выйдя на улицу, Гуров решил было вернуться домой на своей машине, но махнул рукой. В такую жаркую погоду, да еще в двух шагах от дома иногда можно прогуляться и пешком.

* * *

По пути домой Гуров завернул в небольшой переулок рядом с домом. В голове вдруг возникла одна мысль из серии «А почему бы и нет?».

Он честно отстоял в очереди, пропустив вперед взмыленную молодую мамашу с детской коляской и сильно спешащего старика. И только после этого со спокойной совестью толкнул массивную дверь с надписью «Паспортный стол».

За столом в кабинете, обдуваемый огромным напольным вентилятором, восседал Максим Анатольевич Затеев, рыжий мужик сорока шести лет, с которым Гурову несколько раз повезло пообщаться не только по личным вопросам, но и по острой служебной необходимости. Не поднимая головы, Затеев молча указал на пустой стул, даже не взглянув на вошедшего.

– Здравствуй, Максим Анатольевич, – прогудел Гуров.

Затеев оторвался от компьютера, узнал посетителя и заулыбался:

– Какие люди!

– Не начинай.

Гуров не афишировал род своей деятельности, и в том же паспортном столе до поры до времени всем было плевать на то, чем зарабатывает на жизнь гражданин, прописанный по такому-то адресу. «Слил» Гурова местный участковый, и тогда уже Льва Ивановича облаивала каждая собака. Сам же Гуров был против такой рекламы, но сегодня,