Читать книгу - "Изумрудные зубки - Ольга Степнова"

– Я голый, иди открой, – приказал Глеб Татьяне.

– Я?!

– На! – Он подобрал с пола халат и накинул ей на плечи.

Татьяна встала, одела халат и пошла открывать.

Замок долго не поддавался, и все это время звонок издавал пронзительные, нервные трели. Наконец она справилась и открыла дверь.

На пороге стояла жуткого вида баба.

Светлые волосы у нее стояли дыбом, словно через бабу пропустили заряд электричества. Лицо у бабы было бессистемно размалевано сине-черно-красным, словно его поочередно окунали в бочку с разными красками. Из одежды на бабе был только топик на тоненьких лямках, в котором не помещалась большая белая грудь и джинсы, в которых тоже решительно ничего не помещалось, и оттого ширинка была не застегнута. Татьяна хотела быстро закрыть дверь, но не успела.

– О! – сказала баба и двумя пальцами уцепилась за отворот халата. – Мой халатик! Я же его забыла! Отдай! – Она начала тянуть на себя халат. Татьяна рванулась назад в квартиру, халат затрещал, баба ввалилась через порог, противно хихикая. – Отдай мой халатик! – заорала она. Запах перегара стремительно заполнил прихожую, как нервнопаралитический газ.

– Глее-е-еб! – заорала Татьяна, но он уже стоял рядом и... беззвучно, взахлеб хохотал.

– Глеб! – жалобно повторила она.

– Ой, не могу! – Глеб пальцем тыкал в жуткую бабу и, согнувшись пополам, ржал. – Ой, ой! Кто это? Тань, это ты? Ты? Ты что, напилась? Чем? Кефиром? Ой, ой! Я не могу! Я кайфую, дорогая редакция!

– Тпр-р-р-р-р! – сказала пьяная баба и вдруг стала заваливаться на большое трехстворчатое зеркало, висевшее в коридоре.

– Стой! – подхватил ее Глеб. – Что с тобой?

Баба побледнела, как полотно и снова сказала:

– Тпр-р-р-р.

– Тебе плохо? – встревожено спросил Глеб. – Что ты пила? Сколько? Где твоя мама? Почему она тебя отпустила? Что на тебе одето?! Где куртка? Где сумка?

Баба безвольно повисла у него на руках. Татьяна прижалась к стенке. Она видела свое отражение в зеркале, оно было унизительное – испуганное, дрожащее, бледное, в чужом, ярком, куцем халате...

– Она пьяная и ей плохо, – сказал Глеб и поволок бабу в комнату, на ту кровать, где они только что...

– Еж! – прошептала Татьяна.

И тут в дверь опять позвонили.

– Открыто, – негромко сказала Татьяна и тотчас же в квартиру ввалилась черноволосая смуглая девица, которая была здесь, когда Татьяна приехала. Как Глеб называл ее? Соавтор?

Теперь на соавторе была белая блузка в оборках и широкая юбка, завязанная почему-то узлом на поясе. В руках она держала две куртки, которые тут же бросила в угол.

– Девушка, – пьяно спросила девица Татьяну, – можно у вас пописать? А то в кустах неудобно, в подъезде не позволяет хорошее воспитание. Можно?

Татьяна смотрела на нее во все глаза.

– Значит можно, – сказала девица и пошла в туалет. – Спасибо, вы добрая! – крикнула она из сортира.

В зеркале Татьяна видела, как Глеб раздел пьяную бабу и положил на кровать, прикрыв черной, шелковой простыней.

– Еж! – позвала она.

Он вышел в коридор одновременно с девицей, вывалившейся из туалета.

– Гад! – заорала та и вцепилась ему в отворот халата, который он успел на себя натянуть. – Кобель хренов! У тебя жена, между прочим, святая! И, между прочим, беременная! Двойней! Гад!

Глеб со смешком отцепил от себя девицу, но она размахнулась и со всей силы залепила ему пощечину.

– Скотина ты, – сказала девица и вдруг заплакала. – Дрянь. Испортил жизнь сразу трем бабам. А ты дура, – обратилась она к Татьяне.

– Уходи, – сказал Глеб девице и указал на дверь.

– Мне плохо, – заявила соавтор и громко икнула. – Или, хорошо? Я не знаю. – Она оттолкнула Глеба и прошла в комнату, где на кровати лежала размалеванная баба.

– О! Танька! – заорала оттуда она. – Ты баиньки? И я тоже! – Девица быстро разделась и улеглась рядом с бабой, накрывшись скользкой простыней. Эй, выключите нам свет! – крикнула она.

Татьяна щелкнула выключателем, который был в коридоре, и свет в комнате погас.

– Развратник, – пробормотала девица. – У нее дети, между прочим, будут. Тройня! Врачи сказали, УЗИ-музи... – Послышались громкие звуки сморкания, потом всхлипы: – Глеб, поехали в Ригу! Танькиных детей мы усыновим. Уматерим! Зачем одному человеку сразу четыре младенца?!

Глеб схватил Татьяну за руку и потащил на кухню.

– Вот это да! – усмехнулся он и огляделся в поисках своей трубки.

Татьяна молчала. Внутри поселился скользкий, холодный комок и она точно знала, что избавиться от него можно только хирургическим путем – с кровью, болью, тяжелым посленаркозным отходняком...

Да, еще она точно знала, что как бы успешно ни прошла операция, останутся шрамы и осложнения. И самым тяжелым осложнением будет то, что никого, никогда, ни за что она больше не назовет Ежом.

– Ну почему ты молчишь?! – вдруг заорал Глеб. – Я не знаю, как это получилось! Не знаю! Она ушла! С чемоданом! К маме! В соседний подъезд! Мы обо всем с ней договорились! Я не мешаю жить ей, она – мне! Ну не молчи... – Он сбавил накал и начал теребить розовую занавеску.

– Ты обманул меня, – тихо сказала Татьяна.

– Что?! – он что-то сделал с занавеской, край затрещал, порвался и укоризненно повис над фиалками.

– Обманул. Ты не собирался разводиться с женой. Ты затеял какой-то страшный, уродливый эксперимент. Со мной. С со... соавтором. Со своей женой. Ты хочешь, чтобы все тебя любили, все из-за тебя страдали и все всегда были под рукой. Мой приезд для тебя развлечение и приключение. Я для тебя – маленькая дурочка из Сибири, которая готова швырнуть к твоим ногам свою жизнь, свои чувства, свои...

– Хватит!! – Оттолкнув Татьяну со своего пути, он взял табуретку и направился с ней в коридор. Там он залез на нее, порылся на антресолях и достал оттуда старый, пыльный, полосатый матрас.

– Вот, – сказал он, вернувшись на кухню. – Больших удобств предложить не могу. Дам пока предлагаю не трогать, им нужно проспаться.

Он бросил матрас на пол, выключил свет, и лег на бочок, подогнув длинные ноги, чтобы они не свешивались в коридор.

– Ложись, – сказал он Татьяне. – Мне завтра рано вставать.

Татьяна поплотнее запахнула пахнущий чужими духами халат и прилегла рядом, повернувшись к Глебу спиной.

Получалось, что ампутация уже началась, а наркоза еще не дали.

Получалось, что так.

Пожалуй, она бы тоже выпила водки, разрисовала лицо, начесала бы дыбом волосы и надела что-нибудь непристойное. Чулки в сеточку, например, и красный корсет с подвязками.