Читать книгу - "Зачем дана вторая жизнь - Людмила Герасимова"

— Девушки! Просыпаемся! Меряем температурку! Селиванова, готовь попку на укольчик, пора обезболивающее колоть.

Бодрая сестричка тут же вернулась с полным шприцем.

В больничном коридоре уже вовсю кипела жизнь: слышались шаги, голоса; хлопали двери.

В палату протиснулась толстая санитарка, грохнула об пол тяжелое ведро — девятый вал выплеснулся на линолеум, слабо запахло хлоркой. Тряпка на шустрой швабре мигом разогнала море по полу, отправив тапки больных далеко под кровать. Нянька с легкостью подхватила ведро и боком удалилась за дверь, оставив её открытой. Анна Павловна, бурча под нос ругательства, предприняла несколько тщетных попыток зацепить тапки ногой. Пришлось отодвинуть койку.

— Давай принесу завтрак, — предложила она Лене, наконец обувшись.

— Нет, спасибо, я фрукты доем.

— Я няньку с судном пришлю, — пообещала Анна и зашаркала к раздаточной.

Лене вспомнился странный сон, и на душе стало легче. Неожиданно явилась мысль о Максиме: как он, думает ли о ней? Сердце отчего-то забилось быстрее. Размышления прервала сестричка. Взглянув на ртутный столбик, она предупредила:

— Приберитесь! Скоро обход.

Лену осматривал лечащий врач: осторожно размотал бинт, приподнял стерильную повязку и остался доволен.

— Теперь можно потихоньку вставать! — разрешил Александр Иванович. — Только не увлекайтесь, и никаких резких движений! Что? Сновидения больше не мучают?

— Мучают! — призналась Лена.

— Может, консультацию психиатра устроить? Как, вы не против? — спросил он, почесав затылок и сбив на лоб накрахмаленный колпак.

— Да! Я вас очень прошу! Пусть меня осмотрит. Может, я его больная! — грустно пошутила Лена.

— Вряд ли, — покачал головой доктор, — думаю, это посттравматический синдром. Со временем должен пройти, но лечиться надо.

Лена в душе ликовала: теперь ей можно вставать. «Вот придет Настя, мы вместе проведаем Максима», — решила она, глядя через открытое окно в голубую высь чистого весеннего неба. Неожиданно мысли вернулись к ночным видениям. Что связывает её с несчастной девушкой, которая жила много веков назад? Или не жила? «Может, это плод моей фантазии? — размышляла она. — Нет, я ведь не знаю, что с ней будет дальше, мне даже самой теперь интересно. Но почему я не вижу Радуню, а ощущаю себя в ней? Я даже не знаю, как она, то есть я, выгляжу! Знаю только, что у неё длинные тёмно-русые косы, она тоненькая. Ой! Я же видела отражение в воде! Эта Радуня просто красавица, но мы с ней вовсе не похожи. А бабушка действительно ворожея, защитила внучку. Бабушка Манефа! Почему так щемит сердце, когда я думаю о ней? А как же родная бабушка Ирина? Ведь я люблю её, и живём мы в одном городе, но редко видимся, и почему-то всегда думаю о ней спокойно.

Что со мной происходит? Почему мне хочется скорей уснуть, чтобы оказаться в доме Манефы, услышать её журчащий убаюкивающий голос, увидеть ясные глаза, почувствовать ласковое прикосновение её рук, вдохнуть особый, травяной, запах бабушкиной избы? Почему мне так хорошо и сладко на сердце?!».

Мысли разлетелись, как осколки.

— Мама! Мама! — вразнобой восклицали двое.

Молодые мужчина и женщина в смешных бахилах и голубых шуршащих халатах только что протиснулись в дверь, обвешанные объёмными пакетами.

Анна Павловна после осмотра доктора решила вздремнуть, напрочь забыв о предсказаниях странной соседки. Сейчас, разбуженная шумом, привстала на локте, с изумлением безмолвно взирая на сына и женщину, которую видела только на свадебных фотографиях.

— Мама! Что ж ты всё хвораешь? — поцеловал сын родительницу в щёку, не выпуская поклажу из рук. — Мы тебе гостинцев привезли, чтоб поправлялась быстрее.

— Павлуша! — вскрикнула наконец мать, целуя небритую щёку сыночка. — Приехал-таки! Я не хочу гостинцев, я домой хочу! — забеспокоилась больная, поглаживая руку сына. — Вы меня разве не заберёте?

Супруги переглянулись, и Павел успокоил:

— Ты лежи, не волнуйся, а мы с врачом поговорим, узнаем всё как да что. С тебя ещё гипс не сняли, а ты домой засобиралась.

Анна Павловна заплакала от разочарования. Сын с невесткой поспешно загрузили тумбочку продуктами, фруктами, бутылками сока и, взяв у расстроенной матери ключи от квартиры, пообещали прийти вечером или завтра («Ты же понимаешь, мы прямо с дороги. Нам помыться надо, еды купить — в холодильнике-то пусто!»). Родственники ушли, а Анна опять улеглась на ненавистную койку и, отвернувшись к окну, собралась тихо всплакнуть, но ей помешали. В палату стремительно вошла рослая черноглазая медсестра с медицинской ванночкой в руках. Сломав горлышки ампул пальцами и набрав в шприцы препарат, она мгновенно уколола одну больную, потом другую.

— А вы не перепутали лекарства? — запоздало поинтересовалась Лена, потирая проспиртованной ваткой мягкое место.

Сестричка метнула в неё тёмный взгляд:

— У вас одинаковое назначение! — и поспешно скрылась за дверью.

— Странно, нас одинаково лечат? — вслух удивилась Елена. — Надо спросить на ночном дежурстве. Что вы об этом думаете? — обратилась она к соседке.

Та не ответила.

— Анна Павловна! Вы не переживайте! Я же говорила, что родственники приедут сегодня. Сбылось ведь?! Значит, заберут они вас отсюда, причём очень скоро, возможно, завтра.

Соседка не поддержала разговор, даже не обернулась: может, не хотела отвечать, а может, уснула. Лена закрыла глаза и представила себя в избушке бабушки Манефы. Вот сейчас история продолжится. Но видение не приходило, спать не хотелось, к тому же разболелась голова. Боль всё усиливалась, мешая сосредоточиться на мыслях.

За стеной прогрохотала тяжёлая тележка, наверное, с огромными кастрюлями — подошло время обеда. Лена решила самостоятельно совершить поход по коридору в поисках врача или медсестры, чтобы сделали обезболивающий укол. Касаясь рукой стены, она медленно двинулась в сторону процедурной, но кабинет оказался закрыт. Пришлось идти дальше. Шаги давались всё труднее, кружилась голова, темнело в глазах от тупой боли в области травмы. Она заглянула в приоткрытую дверь ординаторской — за столом обедал весь медицинский персонал. Лена схватилась за створку и, не успев произнести ни слова, сползла на пол, потеряв сознание.