Читать книгу - "Зверь - Кармен Мола"

Диего обладал более практическим складом ума, он засел бы у себя в комнате и стал писать некролог почтенному священнослужителю, но безрассудный, романтический характер был его проклятием с юных лет. Именно он заставил Диего направиться в сторону Корраль-де-ла-Сангре, что в самом начале Камино-Реал-де-Андалусиа, — в грязное, зловонное место, отравлявшее воздух нескольких кварталов вокруг. Управлял им некий француз, скупавший кровь забитых на скотобойне животных. В его заведении кровь смешивали с другими компонентами (в основном с птичьим пометом), изготавливая гуано — ценное удобрение для огородов.

Вонь, мухи, привязанный к столбу мул, котелок, в котором булькала кровь… Дышать было нечем, и Диего ощутил рвотный позыв. Француз же только смеялся, наслаждаясь своей невосприимчивостью к невыносимому зловонию.

— Хенаро? Да, хороший был покупатель. Толковый парень: однажды я узнал, куда он сбывает товар.

— И куда же?

— В монастыри. Монахи и монахини обожают ухаживать за своими садами. А в Мадриде полно монастырей. Вот он и ездил из одной обители в другую, продавая гуано.

— Почему вы говорите о нем в прошедшем времени? Что с ним случилось?

— Мы в Мадриде, mon ami4: тут холера… Он заболел, и его увезли в лазарет Вальверде. У тех, кто туда попадает, остается не много времени. Не знаю, застанете ли вы его живым.

6

____

Пробираться в Мадрид с каждым днем становилось все труднее. Власти считали, что запертые городские ворота помешают болезни проникнуть на каждую улицу и площадь, в каждый дом. Арка Портильо-де-Хилмон, через которую Лусия входила в город накануне, сегодня была уже закрыта, Толедские ворота тоже. Ворота Святого Винсента еще стояли открытыми, но входить в них имели право только слуги королевского двора да прачки. Проповеди священников возымели действие: многие поверили, что холера — нечто вроде казни египетской, невидимый убийца, посланный Господом Богом в наказание за то, что беднейшие жители города перестали видеть в Церкви единственную мать, хотя эта мать никогда не заботилась о том, чтобы накормить их. Но кому есть дело до того, что творится за городской стеной? Духовенство указало виновного: это бедняки, и власть решила от них избавиться. Запретить им входить в город. Пусть помирают, но за его пределами.

Бывший сосед Лусии по Пеньюэласу заметил, что она ищет способ обмануть охрану, и пришел ей на помощь:

— Пойдем со мной, тут уже вырыли туннель.

Сосед был здоровенным беззубым детиной, немного не в себе. Лусию удивило, с какой решимостью он повел ее к Толедским воротам. Там, в безлюдном месте, у самой городской стены была замаскирована нора.

— Я не пролезу, — улыбнулся сосед, а потом зашелся гортанным хохотом: — А уж ты-то протиснешься!

Лусия стояла, ожидая привычно неприятного поворота дела: платы, которую этот человек попросит за помощь. В ее собачьей жизни бескорыстных благодеяний не существовало. Но она ошиблась: бывший сосед лишь пожелал ей удачи.

— Береги свою матушку, хорошая она женщина. Я бы давно помер с голоду, если бы не Кандида.

Туннель, не больше двух метров в длину, оказался очень узким, а грязь, скопившаяся в нем после вчерашней грозы, сделала его еще теснее. Лусия ползла на животе, почти без помощи рук, боясь застрять и задохнуться. Она волокла за собой сумку с небогатой добычей — все, что стащила в доме священника: столовые приборы, канделябр… Когда она вылезла по другую сторону стены, то была вся в глине, даже ее рыжие волосы потеряли цвет под слоем грязи. Отплевываясь, Лусия убедилась в том, что охрана ее не заметила. Прежде чем идти в город, нужно было привести себя в порядок. У нее оставалось еще два часа, чтобы добраться до площади Ленья, где Элой назначил ей встречу, — всего в двух шагах от Пласа-Майор.

Во время своих вылазок Лусия кое-что узнала: например, к каким людям можно обращаться, а каких лучше обходить стороной. Она обнаружила, что священники и монахи — ее главные враги. Что есть женщины, которые ищут на улицах клиентов, желающих получить доступ к их телу. Такие женщины называются «уличными», они выбирают самые укромные уголки, чаще всего неподалеку от церкви. К таким девочкам, как Лусия, они обычно добры и тоже избегают встреч с полицией. Если попросить уличную женщину о помощи, она, наверное, не откажет.

— Куда это ты собралась в таком виде, детка? Да тебя упрячут в каталажку сразу, как увидят!

Лусия с первого взгляда распознала уличную женщину и вошла вслед за ней в крошечный, почти незаметный сквер рядом с монастырской стеной, где журчал небольшой фонтан.

— Разденься и вымойся. Здесь тебя никто не увидит. Уж я-то знаю: сколько раз сюда клиентов приводила.

Пока Лусия смывала грязь, женщина попыталась хоть немного отчистить ее одежду.

— Красивое у тебя тело, и волосы рыжие. Мужчины думают, что с рыжей грешат вдвойне, так что ты могла бы иметь успех. Глядишь, и взяли бы тебя в какое-нибудь шикарное заведение, вроде дома Львицы. Почему бы тебе не сходить на улицу Клавель? А внизу они у тебя такие же рыжие?

— Я не стану себя продавать.

— О гордости ты быстро забудешь, дорогуша. Если станешь здесь ошиваться и воровать, тебя поймают, и ты мигом скумекаешь, что улечься в постель с клиентом гораздо приятнее, чем провести ночь в каталажке.

— Меня никто не поймает.

Уличная женщина присела на край фонтана и улыбнулась наивности Лусии.

— Попомни мои слова: единственное, что есть у нас, бедняков, — это наше тело. Если не будешь дурой, сможешь взять за свое — а оно у тебя красивое — приличную цену. Даже я, в мои-то годы и с такими сиськами, и то заработаю на тарелку похлебки. Пользуйся, пока молодая.

Церковные колокола возвестили, что до двенадцати остается всего четверть часа. «Каково это — лечь в постель с мужчиной?» — думала девочка, попрощавшись с проституткой. В Пеньюэласе одни говорили, что это больно, другие — что вообще никак. Лусия до сих пор не могла понять, что в ее теле способно привлечь мужчину. Она много раз ловила на себе мужские взгляды, а то и чувствовала прикосновения. Неужели слова уличной женщины — правда и единственная ее власть заключена в ее теле? Но тут она отогнала глупые мысли, словно испугавшись, что мать может их подслушать.

Площадь Ленья только так называлась — на самом деле она представляла собой кривой переулок рядом с площадью Старой Таможни и улицей Карретас. Искать Элоя долго не пришлось: Лусия заметила его в компании таких же карманников. Шапка, смуглая кожа, оживленный вид — его было видно издалека. Лусия с удивлением заметила, что глаза у него ярко-синие. Слишком беспокойный вчера выдался денек, раз она разглядела это только теперь.

Увидев ее, Элой оставил приятелей.

— Я знал, что ты придешь, колибри.

— Вот твои часы. Тебя не сцапали?

— Удалось смыться. Повезло, а то хорошенько отмутузили бы.

— При тебе не было ничего краденого.

— Все равно бы избили — за бутылки из винного магазина. Я их немало расколотил.

— Хозяин магазина это заслужил. Ты бы видел, как он на меня пялился! Я принесла вещи, которые вчера украла. Не знаешь, где их можно сбыть?

— У Калеки. Я тебя отведу: мне тоже надо толкнуть часы.

Заведение Калеки находилось неподалеку от Анча-де-Сан-Бернардо, на улице Посо; по легенде, здесь некогда обитали два василиска. По дороге к лавке скупщика Лусия вспоминала рассказ матери о девушке по имени Хуста, которая заглянула в колодец на этой улице и за любопытство была обращена в пепел. Кандида любила рассказывать дочерям всякие поучительные истории. Впрочем, судя по тому, где теперь оказалась Лусия, толку от этих историй было немного.

Часть магазина, открытая для посетителей, выглядела неопрятно: она представляла собой что-то вроде склада, куда старьевщики из квартала Лас-Инхуриас свозили на продажу одежду, выброшенные вещи и шерсть из старых матрасов — из нее делали бумагу для газет. Встретившему их работнику Элой решительно объявил:

— Мы к Калеке.

— Что