Читать книгу - "Злые куклы - Елена Юрская"

— Мама, мы пришли, — завопил Кирилл, когда за поворотом, от самой центральной деревенской дороги направо, показался знакомый частокол. — Мама, есть давай, мы с работы!!! Лялька сегодня бетон месила. Голодная и злая…

— Ну что ты так кричишь, девочка спит. — Мать спешила к калитке, и на лице ее сияла радость. То есть не радость, а полное и глубокое моральное удовлетворение. Она давно учила его поставить Ляльку на место и быть хорошим мужем. — Вы на кухню идите, я поставлю все, а сама с малышкой посплю, а то мы всю ночь хороводились. — Ляля поморщилась от Марьиной языковой всеядности, Кирилл это заметил. Боже, он был таким внимательным к своей жене, наверное, первый раз… в жизни. — Давайте, ребятки, ужинайте, — захлопотала мамаша.

На большой тарелке, накрытой марлей, лежала превосходнейшая домашняя колбаса, жирная, с чесноком, в тонких прозрачных кишках, плотненькая, как огурчик. Огурцы — в пупырышках — были тоже… И арбуз, по которому щелкни — и разлетится он миллиардами сладких брызг. В глиняном («Боже, как миленько», — сказала бы Ляля) кувшинчике сидело молоко, сидело, именно так, потому что сверху пенка, снизу хоть ложку ставь… Обалдеть… Можно даже без хлеба. Кирилл ринулся к пище, хватая сразу все, потому что хорошего во рту и в желудке должно быть много. И не поссорится арбуз с колбасой, если вкусно.

— Ляль, тебе отрезать? — спросил он с набитым ртом. Оглянулся: жены рядом не было. Потому что она — умная. А он — дурак. Идиот! Надо же было книксены вокруг спящей дочери произвести, умилиться ее новым рисункам и изученной букве «а»… Вот же дурак… Чуть было не пропал аппетит, но Кирилл мужественно плюнул на все и стал ждать Лялю.

— Наелся? — спросила она ехидно.

— Угу. — Кирилл с сожалением посмотрел на молоко и понял, что его принимать он будет после.

— Пойдем в комнату, — предложила Ляля.

— Это намного лучше, чем на жаре, — радостно согласился он.

В помещении было так же жарко, но как-то сыровато. Кирилл привык здесь к жаре, к солнцу. А от сырости — все же тоска. Но — надо.

— Что это за ящики? — спросил Кирилл, хотя узнал сразу. Папаша Глебов в таких привозил продукты. — Что — отец? Приехал?

— Не отец, а праздник. Праздник будет… Большой, — сказала Ляля. — И повод ты тоже знаешь… Разводимся мы… Гитлер капут…

— Ну, мы же не поговорили, — промычал Кирилл, оглядывая все это богатство, которое можно было пропить и проесть совершенно по-другому. — Ну, подожди…

— Нет. — Она легко тряхнула волосами. — У нас была скучная свадьба… Мы даже целовались нехотя… А развод давай отметим по-человечески.

— Ты хочешь целоваться? — Кирилл приподнял бровь и попытался определиться со своими чувствами. Ничего внутри, кроме злости на богатую сучку, которой все позволено. Ведь он не валенок, не ботинок: поносили и вышвырнули. Так с ним нельзя…

— Ты знаешь, мне очень жаль, но я тебя уже не люблю. И ты мне не нужен. Папа прав. Я думала, что простая семья сделает меня простой и нормальной, но орлы не живут с воробьями и с кошками не живут. Каждой твари — по паре. Мы — слишком разные люди. Я не опростилась, ты — не поднялся. О чем мы будем говорить через год? О твоей гонорее? А через два — о сифилисе, а через пять — о футболе, а еще через десять — о том, как вы нажрались, тренируя кого-то? Так что давай весело…

— А если я не хочу? — прервал ее Кирилл.

— Праздника? Обойдемся без тебя. А если развода не хочешь, то тебя, как следует из вышеизложенного, никто не спрашивает. Принесут бумаги на дом. Так что предлагаю остаться друзьями. — Она протянула ему ладошку, которая раньше всегда умиляла. Маленькие смуглые пальцы, тонкие в «талии» как будто специально, чтобы кольца носить.

Кирилл дернул жену на себя и прижал к своему телу.

— А если вот так. — Он часто-часто задышал ей в шею, провел пальцами по груди и стал медленно расстегивать пуговицы халата. Она не шевелилась, дышала ровно. — А если вот так? — Он еще теснее прижал Лялю к себе…

Она мягко усмехнулась и прошептала:

— Я не отказываюсь время от времени, но это не повод, чтобы жить вместе.

— Ах так. — Кирилл оттолкнул от себя жену, вытащил из-под стола картонный ящик и, разорвав первую попавшуюся коробку, стал вытряхивать ее содержимое на пол — сыр, консервы, томатный сок… Томатный сок упал неудачно: грохнулся об пол и разбился, обдав Лялю и его самого теплыми алыми брызгами, похожими на кровь. — Небось польское дерьмо? — Кирилл уже не мог остановиться, он разбрасывал продукты, пинал их ногами, бросал что-то в Лялю, а она стояла и с тоскливым видом подсчитывала убытки.

— Мы все равно разведемся, — подытожила она.

— У нас ребенок, — заорал Кирилл, уже едва сдерживаясь. Никогда не думал, что будет вот так перед ней унижаться.

— Нет, милый, это заблуждение — ребенок у меня. А у тебя будет своя жизнь. Прости, но на алименты от меня и от папы ты не заработал. Придется освоить какую-нибудь профессию. Жаль, что у нас нельзя быть проституткой.

Он не сдержался, ударил Лялю по лицу. Несильно, просто хлестнул ладонью, а она заверещала, закричала и вдруг, как дикая тигрица, вцепилась ему в плечо. Когтями. Зубами… Стала рвать мясо. От боли у Кирилла помутился разум. От боли и от того, что она сказала, вгрызаясь в его гладкую матовую кожу.

— Это не твой ребенок, урод. Это не твой ребенок. Ты понимаешь, что у него другой отец? Другой, а ты даже ребенка сделать не можешь…

Убить… Это все, что сейчас можно было сделать. Убить и забыть… Перед глазами возникла белая пелена, потом красная, потом снова белая, руки судорожно сжимались, и совсем не хватало воздуха… Что-то лопнуло в голове, подбросило, понесло…

Он очнулся рядом с Афиной, которая, как на работу, приходила на сеновал. Сам-то Кирилл забредал туда не часто… Только если других вариантов не было. Но она преданно и молча ждала столько, сколько нужно. Он очнулся и посмотрел вокруг мертвыми глазами…

А ранним утром нашли Лялю… А его не нашли… Он был с Афиной… Долго-долго. Он искал свою рубашку с длинными рукавами, хотя потом все равно пришлось надеть спецовку поверх футболки. Никого не обыскивали, никого не допрашивали…

А двадцать лет Афина пользовала его потому, что знала страшную тайну… Никогда и ни в чем она не проявила этого знания в течение двадцати лет. Они были партнерами, они понимали друг друга с полуслова. Но что-то мешало Кириллу наплевать на Глебова и жениться на ней.

И мама — тоже была против. С тех пор она была категорически против Афины.

Двадцать лет она молчала, а потом вдруг засуетилась… Забеспокоилась… И в глазах засквозила жалость, недоумение, непонимание… Почти перед самой смертью Афина предложила Кириллу долю в деле. Но долю не паевую, а собственную… С правом выхода и все такое… Ей не нужно было вспоминать… Просто не нужно было…

Телефонный звонок вытащил Кирилла, Петрова и Наталью Ивановну из деревни Холодки. Если их, конечно, можно было оттуда вытащить. Они все вместе как-то дружно вздрогнули и настороженно посмотрели друг на друга.