Читать книгу - "А этот пусть живет... - Валерий Ефремов"

Лицо Анастасии Федоровны вновь приняло озабоченное выражение.

— А стоит ли, Витенька, менять место работы? Разве у тебя по службе возникли какие-то неприятности?

— Нет, все в порядке. Но в другой фирме мне предложили гораздо лучшие условия.

— Хорошо ли ты все продумал, сынок?

— Да, мама, я проработал все детали.

— Я верю в тебя, мой мальчик! — И на глаза Анастасии Федоровны в очередной раз навернулись слезы счастья.

В комнату зашла сиделка:

— До свидания, я ухожу.

— Всего доброго, Вера! — в один голос ответили счастливая мать и любящий сын, и сестра милосердия удалилась.

Щелкнул замок открываемой двери, и… на пороге комнаты вновь появилась сиделка. Только теперь вслед за ней в помещение вошло трое мужчин.

Впереди был Канат, который держал перепуганную насмерть сестру Веру за шиворот, вторым ввалился в комнату Ян с пистолетом в руке, замыкал процессию парень по имени Тум, что на пару с хураловским бригадиром так ловко разыграл Окуня у «Сакли».

Канат вполсилы толкнул сиделку в спину, и та распласталась на животе посреди комнаты. Сумочка, которую она держала в руке, отлетела в угол, и из нее высыпались какие-то пилюли и упаковка сосисок.

Рука Советника нырнула в карман за пистолетом, но рядом тут же оказался Ян.

— Чевьо у тебья тьям!? А нью дай сюдья!

Окунь вынужден был повиноваться и протянул «макарова» азиату.

Анастасия Федоровна, впавшая в состояние повышенного изумления, нашла наконец в себе силы подать голос:

— Сынок, кто эти люди? Бандиты?

Ее вопрос неожиданно обидел Каната:

— Кто, мы — бандиты? Это твой сынок — самый настоящий бандит, старая, ты, шлюха! Он хочет на чужое добро свои грязные лапы наложить! А в кармане, где порядочные люди сигареты держат, этот гаденыш пистолет носит.

— Тьочно бандьит! — убежденно, со знанием предмета, подтвердил Ян и, подумав, добавил от себя: — И говньюк!

— Витюша, что происходит? — жалобно застонала больная женщина, но на этот раз ее вопрос все стороны конфликта оставили без внимания.

— Говори, где Финк? — угрожающе надвинулся на Советника Канат и щелкнул оказавшейся вдруг у него в руке выкидухой.

«Что-то у них сорвалось, — мрачно подумал, постепенно собираясь с мыслями, Окунь. — Потеряли они, видимо, и кассира, и общак, и товар».

— Каньят! Да етот мужьик пьохо сьишет! — вроде как удивился Ян. Азиат тоже выхватил приличных размеров финку и указал им на Анастасию Федоровну. — А вьот стаюха сьишет очень хоросьо!

— Сейчас Ян отрежет уши у тебя и у твоей мамочки и поменяет их местами, — обрисовал Окуню ближайшую перспективу Канат. — Он все это проделает за две минуты. Ян — специалист по китайской медицине.

«Специалист», походя пнув ногой распластавшуюся на полу сиделку, которая, как и подобает сестре милосердия, со стоическим молчанием перенесла боль, пошел, поигрывая ножичком, в сторону Анастасии Федоровны. Та полностью потеряла дар речи, а ее глаза смотрели в разные стороны: один, с ужасом, — на приближающегося азиата, другой, с мольбой, — на сына.

Оказавшись рядом с больной, Ян аккуратно оттянул ей ухо и примерился к нему финкой.

— Не надо… — глухо выдохнул Советник.

— И вправду, видать, наш клиент глуховат, — констатировал Канат, — слов он не понимает, только жесты. Ну что, будешь наконец говорить?

Окунь, конечно, все бы им рассказал, да сам ничего толком не знал, тем более о местопребывании Финка, но этому хураловцы не поверят. Точнее, не захотят поверить. Он, Окунь, — их последний шанс в проигранной ими игре.

Но, даже если отправить хураловцев практически на авось в Малинино, на квартиру к Ликиной, что это даст? Ему, конечно, придется ехать с ними, а там, на месте, выяснится, что девица уже сделала ноги.

Да что перед собой-то темнить! Во всех вариантах хураловцы живым его уже не отпустят. Все кончено, заключил Советник, и для него, и для матери.

— Ну, о чем задумался, Окунек? — поторопил его Канат.

— Жаль, что еще там, на Минском шоссе, глотку тебе к чертовой матери не перерезал, — заявил уже все для себя решивший балаковец. — Да и двум твоим уродам — тоже.

Хураловский бригадир переглянулся со своими подельниками — мол, что с этим козлом теперь делать будем?

А Анастасия Федоровна вдруг истошно, по-жуткому, завыла. И не только от ужаса происходящего. Она отчетливо поняла, осознала во всей полноте то, о чем подозревала, лежа недвижно в течение четырех лет на кровати, но тщательно скрывала от себя самой: ее любимый сын Витюша — действительно самый настоящий бандит, и все слухи о его криминальной деятельности, доходившие до нее еще до болезни, — правда. Подумать только, она, потомственная русская учительница, интеллигентка в пятом колене — еще ее прапрабабушка «ходила в народ»! — жила на деньги, добытые неправедным, преступным путем!

Советник понимал, что происходит в душе матери, и это ужасало его более всего. Но каким таким чудесным способом прекратить ее и свои страдания? Сейчас самое время покончить с собой, но его пистолет в руках косоглазого Яна…

И тут Окуня пробило. Ведь его не обыскали, он сам отдал пистолет, и, значит, в другом кармане пиджака находится положенная туда еще в Малинине…

— Ну, что ж, придется резать уши, — объявил наконец свое решение Канат и обернулся лицом к Окуню, но увиденное им заставило хураловского бригадира повременить с экзекуцией: у балаковца в одной руке оказалась граната, а в другой — чека. — Блин, что ж ты не обшмонал его, Ян?!

Но «специалист по китайской хирургии» не удостоил своего бугра ответом, он вместе с Тумом уже потихоньку продвигался к дверям.

Окунь ничуть не сомневался, что вся троица покинет квартиру по первому его требованию, поскольку, стоит ему разжать пальцы, в комнате не останется живого места, но теперь, когда мать поняла, кем ее сын является на самом деле, смысла жить он более не видел.

— Прости, мама, и прощай, — с невыразимой болью в голосе, тихо, но отчетливо произнес он.

И, прежде чем Канат, открыв рот, попытался ему что-то предложить, Окунь, он же — Советник, он же — Виктор Афанасьевич Окунев, катнул гранату по полу, будто шар в боулинге, игре, в которую ему с матерью так никогда и не придется сыграть.