Читать книгу - "Конец "Золотой лилии" - Валентин Пронин"

Подъехав на милицейских «Жигулях», старший лейтенант Рытьков увидел электрическую надпись при входе в замкнутое пространство автодрома. Между искусственными препятствиями, по серпантинистой трассе носились, ссутулясь, как крабы, пучеглазые от специальных очков юнцы в шлемах.

Рядом отсвечивало стеклянной дверью довольно замызганное кафе. Перед мигающей в вечернем сумраке афишкой с указанием предлагаемых аттракционов, спиной к подъехавшему оперу стояла высокая девушка в клетчатом пальто с накинутым капюшоном. По-видимому, она читала афишу и ждала Сидорина.

Рытьков тихо приблизился, приготовив на лице любезно-улыбчивое выражение. Постарался найти в своем голосе наиболее бархатистые ноты и обратился к девушке:

– Здравствуйте, Таня. Извините, что я вместо…

Девушка обернулась. На него весело глянули смешливые голубые глазки, и предъявился курносый тип великорусского личика с льняными прядями из-под капюшона.

– А я как раз Ирина, молодой человек.

– Простите, пожалуйста. А как же… Значит, вас зовут не Таня?

– Представьте себе, – хихикнула блондинка.

– Эй, профессионалка! Ты чего моего мужчину сманиваешь? – раздался бесцеремонный голос.

Рытькова и беленькую Ирину встретили горящие негодованием антрацитовые глазищи Тани Бештлам. Она оказалась почти в таком, как у неожиданной Ирины, клетчатом пальто с капюшоном.

– Ошибка вышла… – пролепетал смущенный Рытьков, если такое определение можно употребить для характеристики его уверенного баска Не без сожаления он покивал презрительно фыркнувшей и быстро удалившейся Ирине. Потом, виновато прижимая ладони к груди, предстал перед Таней.

– А где Валерий Фомич? – она внимательно, с достаточным интересом и уже исключая мгновенный гнев, рассматривала неудачного кавалера.

– Его послали на срочное задание. Он попросил меня….

– Я вас узнала, – полные губы девушки разомкнулись в улыбке; словно отшлифованная, эмаль крупных зубов отразила цветные блики лампочек. – Вы тот опер, который грохнул холуя Илляшевской.

– Так получилось, – немного смущенно пояснил Рытьков. – Он начал первый, ранил Сидорина…

– Вы молодчина, нечего с бандитьем рассусоливать. Вас как зовут?

– Александр. Так вот…

– Я бывшая коллега бедной Галки Михайловой. Коллега по «Лилии».

– Знаю, знаю, – Рытьков неожиданно почувствовал увлечение своеобразным очарованием этого темнокожего лица: безупречная линия скул и нежная впадинка под ними, соболиные брови, точеный носик («Никаких расплющенных ноздрей», – оценил он, – и круглый маленький подбородок… А глаза и зубы… Ну, это у нее вне конкуренции».) – Вы простите, Таня. Просто удивительное совпадение: капюшон, клетка и рост…

– Да, мы с белобрысой, видно, покупали одежку в одном шопе. Она, как и я, худоба, дылда. Только окрас контрастно другой.

– Зачем вы утрируете, Танюша? Вы совсем не производите того впечатления… Вы очень стройная и хорошенькая. Позвольте пригласить вас в кафе. Выпьем чего-нибудь, поедим.

– Ну, есть и пить тут нечего. Разве что кофейку на дорогу.

Они зашли в кафе, сели, не раздеваясь, за столик. Вразвалку подошел скучный официант.

– Виски? Джин с тоником? Горячее?

– Только два кофе.

– Есть водка. Закусон соответственно…

– Ты что, плохо понимаешь по-русски? – рассердилась Таня. – Кофе неси…

– «Нескафе»? «Пеле»? «Якобс»? «Чибо»? – Официант еще больше соскучился.

– Мне «Пеле», – сказала Таня, усмехнувшись. – И рулет какой-нибудь, что ли.

– А мне все равно. – Рытьков с простоватой улыбкой пожал плечами.

– Коктейль из креветок будете? – опять взялся за своё официант. – Не будете? Ходят тут без денег… Обслуживай их за так…

В ту же секунду Рытьков ощутил злобное возмущение, приближенное к бешенству. Привстав, он вцепился левой рукой в мятый лацкан официантской «спецовки» и притянул нахала к столу. Правой показал милицейское удостоверение.

– Еще раз нахамишь, – сказал он отчетливо ледяным тоном, – посажу до утра в обезьянник за хулиганство.

– Простите… Я виноват, простите…

Дожидаясь «Пеле», Таня поглядывала на Рытькова.

– Чуть настроение не испортил, хмырь потертый, – весело проговорила она. – Обнаглели, вымогальщики. А небось дозу спросить – запросто героина притащит. Или кокаина. И вообще может плюнуть в кофе.

– Я ему плюну, – Рытьков произнес угрожающе и так, чтобы было далеко слышно. – Выведу на улицу, он у меня зубы выплюнет.

По углам маячили местные подозрительные типы. Но вмешаться, приблизиться не решались. Подошел старший официант, извинился за подчиненного.

– У него мать тяжело болеет, сестра инвалид. Он один всех обеспечивает.

– Это не повод, чтобы навязывать меню посетителям. Между прочим, я из местного УВД. В любое время зайти могу, учтите.

– Пожалуйста, заходите, – фальшиво ощерил металлические коронки старший официант. – Будем рады. Для вас бесплатно, из симпатии.

Рытьков и Таня вышли на улицу. Таня решительно взяла Александра под руку.

– Я выше на полголовы. Не противно? Наполеон однажды поправил своего офицера. Тот сказал, не помню уж почему: «Я ведь выше вас, государь». А Наполеон ему: «Не выше, а длиннее». Вот и я тоже длиннее. Давай перейдем на «ты», надоело «выкать», – предложила она. – Я долго не выдерживаю интеллигентного поведения.

– С удовольствием, Танечка. Мне приятно говорить с тобой по-дружески, как будто мы давно знакомы.

– Мы знакомы с декабря. А теперь март. Ты на машине, это здорово. Не надо тащиться автобусами в мой Красногорск.

– В любом случае остановили бы «бомбиста».

– Я после гастролей, деньги есть, – загадочно и вкрадчиво сказала Таня, когда они оказались в машине. – Еда всякая дома приготовлена. И выпить найдется. Погудим сутки-другие?

– Это надо согласовать с начальством. Сказаться больным, а то… так просто не выгорит. – Рытьков смутился, но постепенно влечение к девушке и бесшабашный раж начинали кружить голову.

– Саша, тебе не давит на психику, что я чернокожая?

– Во-первых, ты не чернокожая, а как бы сильно загорелая. Или вроде бы смуглая. Идет к твоим глазам, губам, волосам. Ты, конечно, женщина… как это… экзотическая. Но я быстро привыкаю к разным людям. В смысле – к людям разных наций. Как говорится: лишь бы человек был хороший.

– Скажи, я тебе нравлюсь?

– Еще как нравишься, Танечка. А я тебе?

– Ты такой милый, с такими ясными глазами. У тебя широкие плечи, крепкая рука. Как может не понравиться бедной чернокожей девчонке классический ариец. Тебе сколько лет?