Читать книгу - "Хищная книга - Мариус Брилл"

— С добрым утром, — оживленно сказал он, поворачиваясь к Перегноузу и размазывая на лице липкую грязь с помощью рукава. — Так вы уже проснулись?

— Где мы?

Барри скосил взгляд на дорожную карту и ухитрился три раза сменить полосу движения, прежде чем вопль Перегноуза заставил его снова посмотреть вперед.

— Как раз подъезжаем к какому-то Монтриюксу.

— Монтре, цветок на берегах Женевского озера. Мы в Швейцарии?

— Да, границу перемахнули, даже не заметили. Вы спали.

— А вы всю ночь провели за рулем.

— Нет, я останавливался соснуть после границы. Мы не выбились из графика?

Перегноуз взялся за карту, посмотрел на нее, потом глянул на часы. Они продвигались гораздо успешней, чем он ожидал. Они могут приехать на место даже раньше срока. Улыбнувшись Барри, он заметил, что белки глаз у юноши испещрены красными прожилками, а зрачки сжались в булавочные головки.

— Думаю, мы заслужили кофе, — сказал Питер. — Заедем-ка в Монтре.

Барри послушно повернул урчащий «бентли» вправо, и они спустились в просыпающийся город.

* * *

Словно темное боа, струящееся по покрытому яркими бликами рельефному телу экзотической стриптизерки, въезжая в мрачные, сырые туннели и вырываясь из них на солнечный свет, «Восточный экспресс» двигался то внутри, то поверху, то вокруг гор и пропастей австрийских Альп.

А внутри, в любви, в движении, в объятьях, в соприкосновении, в тесноте, в интиме купе, в темноте и на свету метались Миранда и Фердинанд. И говорили. О, как они разговаривали. О великом и о мелочах. Словно бы Фердинанд своим правдивым рассказом выворотил камень обмана из плотины у моря доверия, и слова хлынули потоком. Впервые они понимали друг друга, впервые им было хорошо вместе. Фердинанду оказалось удивительно приятно не вспоминать заученные строки «биографии», а Миранда была счастлива, что снеговик тает. Даже молчание было уютным В конце концов они поднялись, привлеченные обеденными шумами, звоном подносов, запахами копченостей, а потом, когда за окном серые скалы проносились вплотную к вагону, да горные потоки стремились по своим усеянным валунами каменистым руслам, Миранда отвернулась от этой безмолвной картины и перехватила взгляд Фердинанда.

— О чем ты думаешь?

— Ни о чем.

— Нельзя ни о чем не думать. Ты имел в виду «займись своим делом, надоеда».

— Нет, я так не думал.

— Так о чем же ты думал?

— Тогда я думал просто о том, какая ты красивая, — наконец сказал Фердинанд, — и как мне повезло. Повезло, что встретил тебя, что пришел в этот магазин, сел в тот вагон метро. Я думал, что в сущности ничего о тебе не знаю, но почему-то, откуда-то я тебя знаю. Я могу заглянуть тебе в глаза и все понять, тебе не нужно делиться со мной своими мыслями, они видны в твоих глазах. Когда я в них гляжу, ты их не опускаешь, не щуришься, не увиливаешь, ты смотришь честно и открыто, ничего не утаивая.

Миранда засмеялась.

— При всей этой честности и открытости я даже туманно не смогу объяснить, почему я здесь оказалась. По-моему, просто сердце мне подсказало. Но я не знаю, что ты во мне видишь. Может быть, если бы у меня было меньше времени на раздумья, я бы столько не спрашивала себя: почему? Я бы просто радовалась этому. Жила этим.

— Итак, единственная проблема у нас возникает из-за размышлений.

Они улыбнулись друг другу, а поезд въехал в тихий колокольный звон, несущийся от коровьих ботал. Они улыбнулись одновременно, зная друг про друга, что каждый думает, будто бы взял верх в разговоре. И зная, что нащупали общую струнку, ту, которая зазвенела, когда они впервые встретились. А если для них звенит одна и та же струна, они похожи, они не такие далекие одинокие миры; у них есть надежда.