Читать книгу - "Инквизитор - Кэтрин Джинкс"

— Уберите их.

— Но куда?

— В подвал.

— Но в подвале у нас содержится заключенный.

— Заключенный?

— Новый заключенный. Я же говорил вам, что тюрьма переполнена!

Таковы были преграды, вставшие у меня на пути. Тем не менее я их преодолел; из караульной комнаты вынесли все, кроме стола, скамей, кроватей и отхожего ведра. Достали два соломенных тюфяка и свежее белье. Лишь мои пожелания относительно жаровни были отвергнуты. Привезя ее с собой из Кассера, я надеялся поместить ее рядом с кроватью Виталии. Но Понс сказал, что посредством этой жаровни они сожгут тюрьму дотла.

— Нет, — возразил я.

— Отец мой, это запрещено!

— Ночью Виталия должна находиться в тепле.

— Тогда пусть ее подруги с нею спят.

Он отказал в разрешении разжечь жаровню. Отец Пьер Жюльен, пояснил он, не потерпит подобного нарушения правил. И, зная, что он почти наверняка прав, я сдался. Я любой ценой хотел удержать Пьера Жюльена в неведении относительно Иоанны де Коссад.

— Огня не будет, — сказал я ей, когда ее ввели в караульную. — Но если вам понадобятся дополнительные одеяла, то тюремщик их принесет.

— Благодарю вас, — пробормотала она, глядя на крюки, торчавшие из стены. Она обнимала Вавилонию, которая жалась к ней, как младенец.

— Ночи не такие уж и холодные. — Это заверение предназначалось скорее мне самому, чем ей. — Когда ваша одежда просохнет, вам станет теплее.

— Да.

Затем вошла Алкея.

— Да тут целый дворец! — воскликнула она. В продолжение всей поездки она была весела, если не считать того, что однажды рассердилась на своего охранника. — Сухой, как старые кости, а места здесь хватит десятерым! Отец мой, в вашем монастыре наверняка нет таких палат?

Вавилония, приободрившись от ее слов, подняла голову. Даже выражение лица Иоанны изменилось. Только Виталия, которая спала, да несшие ее солдаты, которым не нравилось, что у них отнимают комнату, не разделяли радостного настроя Алкеи. Это была поистине неунывающая натура. Она с восторгом привлекла наше внимание к щебетанию птиц, которые облепляли городские стены, гнездясь и питаясь среди башен.

— Наши младшие сестры будут петь для нас, — просияла она. — И как хорошо снова услышать перезвон колоколов! В этой комнате очень светло. Я смогу читать, если сяду возле окна.

— Лампы здесь не разрешают, — сказал я. — Простите. Но коридоры всегда освещены, и потому немного света всегда будет проникать сюда, даже ночью. Вы голодны? Хотите есть?

— Нам нужна вода, — ответила Иоанна.

— Конечно.

— И наши вещи.

— Сейчас их принесут.

— А где будете вы? — горестно, с тоской в голосе спросила она. Я хотел поцеловать ее, но должен был довольствоваться прикосновением к ее руке.

— Если я вам понадоблюсь, то я приду. За мной пошлют. И я буду часто вас навещать.

— Возможно, вы могли бы одолжить мне еще какие-нибудь книги? — весело спросила Алкея. Это была дерзкая просьба, но она заставила всех нас улыбнуться. Для этого она, несомненно, и предназначалась.

— Возможно, — отвечал я. — Возможно, мне следует попросить епископа навестить вас.

— О да! Это было бы чудно. Епископы всегда хорошие собеседники.

— Только не епископ Ансельм. Но я сделаю все, что в моих силах. А теперь я пойду и велю доставить вам вещи и воду. Нужно что-нибудь еще? Нет? Постарайтесь отдохнуть. Мы с вами еще увидимся до вечерней службы.

— Отец мой… — это говорила Иоанна. Она дотронулась до моей руки и не убирала ее. Я всем телом чувствовал ее прикосновение. — Отец Бернар, что с нами теперь будет?

— Спите, — сказал я, зная, что она просто пытается меня задержать. Как я желал остаться! — Сначала еда, а потом сон. Завтра я вернусь.

— А Виталия?..

— Если я вам понадоблюсь, тюремщик вызовет меня. Если будет нужен священник, я его приведу.

И, утешив ее многими другими заверениями, я ушел. Я обнаружил пропавшие вещи в жилище Понса; их отправили в караульную, равно как ведро воды и миску супа. Я поговорил с каждым из наших сторожей, втолковав им, что если женщин будут бить, обижать или чинить им ночью какие-нибудь неудобства, то гнев Божий обрушится на виновника сих преступлений. Затем я отправился в Палату, где застал Дюрана и брата Люция, сидевших в скриптории.

— Отец мой! — воскликнул Дюран. Он развалился за столом Раймона, подставив под голову одну руку, а другой лениво перелистывая страницы реестра, лежавшего перед ним.

Люций чинил перо.

— Где отец Пьер Жюльен? — спросил я, отмахиваясь от их приветствий. — Он пошел к службе?

— Отец Бернар, мы не видели его целый день, — отвечал Дюран. — Он велел мне быть на месте, но самого его нет.

— Так где же он?

Дюран пожал плечами.

— Не заболел ли он? Вы получали от него известия?

— Да, отец мой. — Нотарий, казалось, внимательно изучает мое лицо; наверное, печать дорожной усталости привлекла его внимание. — Когда прибыл Жордан, я послал записку в обитель, и ответ был от отца Пьера Жюльена. Он велел нам ждать.

— Когда прибыл Жордан? — Я ушам своим не верил. — Вы хотите сказать: Жордан Сикр!

— Да, — ответил Дюран.

— Он здесь?

— Да, отец мой. Он прибыл этим утром. Но с ним еще никто не разговаривал.

— Значит, я буду первым. Брат, будьте добры, найдите Симона и Беренгара. Дюран, пожалуйста, приготовьте все необходимое. Вы мне понадобитесь. Нужно будет записывать.

Взглянув в окно, я заметил, что уже совсем поздно, и подумал, что придется как-то объяснять свое отсутствие на вечерней службе.

— Жордана можно допросить в комнате отца Пьера Жюльена, — продолжал я, — раз сейчас там никого нет. Я поговорю с Понсом. Это весьма своевременно.

— Отец мой…

— Что?

Дюран смотрел на меня, нахмурив брови. Наконец он произнес:

— А вы все еще… как бы сказать… я думал…

— Что?

— А вы разве не сложили свои полномочия?

Я поспешил заверить его, что если бы меня уволили из Святой палаты, он бы первым узнал об этом. И с этими заверениями я отправился расспросить Понса о Жордане Сикре.

Тюремщик сообщил мне, с угрюмым презрением, что Жордан содержится в подвале. С ним прибыло адресованное мне письмо. Теперь оно находилось у брата Люция. Стражники Жордана — четверо каталонских солдат — уже успели отбыть из Лазе. От отца Пьера Жюльена не поступало пока никаких распоряжений относительно заключенного.