Читать книгу - "Сердце бога - Анна и Сергей Литвиновы"

Владика, как и в мае, поселили в гостинице для специалистов, которая мало чем отличалась от общежития – а той общаге, где жила, к примеру, Мария, даже уступала. Пять человек в комнате, скрипучий шкаф, растрескавшийся стол, удобства в конце коридора. Вода подается строго по расписанию, которое, впрочем, часто не соблюдается. Не раз Владику, чтобы умыться, приходилось откупоривать специально запасенный в городке нарзан.

Зато на работу было ходить совсем недалеко. Главное сооружение на площадке звалось МИКом, или монтажно-испытательным корпусом. В нем помещалась, лежа на боку, вся ракета. Там проверяли перед вывозом на стартовую позицию ее узлы – или, как говорили, проводили горизонтальные испытания. Одновременно проверяли корабль. Потом пристыковывали его к ракете. Испытывали «ракетный поезд» вместе. При этом вокруг ракеты и корабля суетились несколько бригад – в общей сложности человек до пятидесяти, военных и гражданских. Порядок и дисциплину поддерживали строжайшую. Например (Владик наблюдал однажды), вот как происходила одна вроде бы самая простейшая операция.

Космический корабль приходил с завода с пластиковыми крышками, закрывающими все технологические отверстия. Их требовалось снять – все до единой и ни одной не пропустить. Происходило это так. К кораблю направлялись офицер и солдат. Офицер командовал: «Снять крышку номер такую-то!» Солдат отвечал: «Есть», – и удалял заглушку. Передавал ее офицеру. Тот сличал номер со списком. Делал отметку, подзывал солдата. Солдат расписывался в специальном журнале. Расписывался офицер. Откладывал пластик в специальную коробку. И операция повторялась: «Снять крышку номер такую-то!» На каждой из заглушек имелась красная лента, а после всех операций они пересчитывались, а их номера еще раз сличались с перечнем.

Что говорить о более серьезных процедурах! К примеру, испытания каждой из систем и подсистем корабля. Действует ли инфракрасный датчик, по которому аппарат должен ориентироваться в космосе? Исправна ли дублирующая система ориентации – солнечный датчик? Работает ли ручка, с помощью которой сможет на крайний случай ориентироваться космонавт? Передаются ли сигналы по датчикам в двигательную установку? Не перепутаны ли полярности? В нужную ли сторону поворачивается корабль? Иногда работали до одури, до вечера и ночью, выбивались из графика, а не получалось, хоть плачь: не проходил сигнал, не срабатывали двигатели, аппарат поворачивал не туда, куда следовало, а в противоположную сторону или не поворачивал вовсе.

Хорошо, что рядом, на той же второй площадке, в офицерской общаге, проживал и служил друг – Радий Рыжов. Ходили вместе в столовку. Встречались в МИКе – Радий с солдатами отлаживал на ракете свои гироскопы. По вечерам – если они выдавались, свободные вечера, – играли в шахматы или расписывали, зафрахтовав одного-двоих коллег, партию в преферанс.

Порой Радий, будучи в настроении, брал гитару и пел. Исполнял Окуджаву, Высоцкого, блатные песенки. Однажды, хватив разведенного спирта, спел нечто незнакомое:

Зачем Вы любите меня, ведь я не Ваш?

Я очень скоро улечу отсюда…

А наша встреча – Вы сказали, чудо –

Нет, глупой траектории вираж.

Зачем Вы любите меня, ведь я уйду?

Я рад бы был, да не могу остаться.

Я – что поделать – вынужден скитаться,

Движеньем заполняя пустоту…

Зачем Вы любите меня? Зачем, зачем?

Вы, милая, наивная, родная…

И я зачем, в Ваш погружаясь плен,

Вас так люблю, хоть это глупо, знаю[26].

Владик, чуткий к стихам (и тоже разоткровенничавшийся под спиртом), догадался, спросил: «Это ты написал?» – «Да ты что, – фальшиво воскликнул друг. – Это Вознесенский». – «Твое-твое. Я знаю, это ты памяти Жанны посвятил». – «Дурак ты, Владька!» – с чувством вымолвил Радий.

В МИКе торопились. Ближе к пуску очередных собачек из Москвы пожаловал Королев и весь совет главных конструкторов: академики Глушко, Бармин, Кузнецов, Рязанский, Пилюгин. Ракету с кораблем вывезли на стартовую позицию, или площадку номер один, или, на местном жаргоне, «на стадион», который находился в нескольких километрах от МИКа и второй площадки. В корабле должны были лететь собачки – беспородные, как всегда, Мушка и Пчелка. Это был первый запуск после грандиозной катастрофы на сорок первой площадке, и потому на стартовом столе предпринимали экстраординарные меры безопасности – особенно на заправленной ракете.

Запуск в первых числах декабря прошел успешно. Радий тогда дежурил в своем кунге, и Владик в одиночестве наблюдал со второй площадки, как ракета уходила за горизонт. Вскоре о полете объявил ТАСС, а это было верным признаком, что все прошло хорошо. Похоже, Владику оставалось теперь пережить в Тюратаме только один беспилотный запуск. А потом полетит человек – и он вернется в Москву, к сыну и Марии.

Однако Иноземцев рано радовался. Вскоре все пошло наперекосяк. И самое обидное, что с системой, за которую отвечал он. Конечно, не он был в том виноват, но все же… Перед тем как тормозиться, корабль был сориентирован не совсем правильно. Тормозная установка сработала, аппарат вошел в атмосферу и понесся к Земле, но его траектория оказалась слишком пологой, чересчур растянутой. Скорее всего, корабль приземлился бы успешно, но на территории Китая. И тогда автоматика подала сигнал на АПО – автоматическую систему подрыва. А вот эта система сработала безукоризненно и разнесла спускаемый аппарат вместе с двумя бедными дворняжками в клочья. Признать полет успешным никак было нельзя, и потому стало совершенно ясно: постановление партии и правительства выполнено в срок не будет, в шестидесятом году человек к звездам не полетит.

На стапели в МИКе поставили новую ракету и новый корабль. И снова началась работа. Все завертелось в прежнем ритме: испытания, адский холод и поземка на улице, казарменный неуют в общаге, столовая, работающая три часа в день (по часу на завтрак, обед и ужин), редкие выпивки или шахматы в компании Радия. Однако трудились и гражданские, и военные на подъеме. Делали то, что до них не делал еще никто на Земле. Готовили самый первый полет человека в космос. Ради этого можно было и пострадать.

22 декабря взлетела ракета, понесла ввысь новый корабль с собачками Кометой и Шуткой. Но на орбиту его вывести не удалось. Отказали двигатели третьей ступени. Корабль от нее отделился и приземлился, слава богу, на территории Союза – но в чертовой глуши, в Эвенкии, в сорока километрах от поселка Тура.

Спускаемый аппарат искали четверо суток. Собачки оказались живы-здоровы. Однако пуск был признан настолько неуспешным, что его, как и все прочие наши неудачи, засекретили. ТАСС ничего не сообщил, советские люди, как и все остальное прогрессивное человечество, ничего не узнали.

В итоге получилось, что Новый год Владик справлял на полигоне – без всякой надежды на возвращение в столицу. Они с Рыжовым встречали бой курантов в городке. Дом офицеров тогда еще не построили. Однако местные политотдельцы хорошо понимали, как тяжело служится военным в ледяной пустыне, неделями напролет на площадках, потому постарались изо всех сил, устраивая праздник. Из пожарного депо выгнали машины, несколько раз вымыли полы, посреди зала водрузили елку, расставили столы. Устроили концерт в традициях «Карнавальной ночи» и банкет (правда, из напитков подавались нарзан и ситро – сухой закон не отменяли даже в Новогодье). Для Владика, просидевшего на площадке безвылазно больше месяца, городок показался столицей: надо же, здесь встречались женщины, и даже красивые, работали магазины, и мальчишки летели с ледяной горки.