Читать книгу - "Зной - Джесси Келлерман"

— И выдали ему свидетельство.

— Конечно, выдала.

— Сколько он вам заплатил?

— Тысячу долларов. Наличными. — Доктор закашлялась, легонько постучала себя по груди. — Вы даже не представляете, что здесь можно сделать на такие деньги.

Глория перевела взгляд на дефибриллятор, на кислородный баллон. Доктор, заметив это, кивнула.

— Все было еще хуже. У нас закончились антибиотики — совершенно. А кроме того, я же не знала, зачем ему понадобилось свидетельство. Убить им он никого не мог. Худшее, что он мог проделать, это, ну, скажем, помухлевать со страховкой, а я не такая уж и поклонница страховых компаний. Я родом из Огайо. Здешняя моя так называемая практика обойдется мне примерно в девяносто тысяч долларов в год, а у меня есть еще займы, которые я не выплатила. — Доктор достала из кармана зажигалку, щелкнула ею, закрыла. — Вот только этот вопрос я себе тогда и задала. Как выглядит наихудшее из того, что он может сделать.

— Простите, — совершенно искренне произнесла Глория.

Доктор отмахнулась:

— Знаете, я ведь сама приняла решение и не сожалею об этом. Оно было правильным. Жаль, конечно, что вашего друга постигла такая беда. Если обнаружите что-нибудь подозрительное, сдайте вашего полицейского властям. У него мозги набекрень, у этого типчика. Он однажды приезжал сюда, еще до того случая, просил дать ему азитромицин для больного ребенка. И я, записывая номер его телефона, поймала мерзавца на том, что он заглядывает в вырез моей рубашки.

— Да, это в его духе, — сказала Глория.

— Ладно, мне пора к больным.

— Я понимаю.

Доктор покусала губу:

— Те сто пятьдесят мы оставляем себе.

— Что?

— Добавочные сто пятьдесят песо. Администрации штата докладываем, что кремация обошлась нам в триста, но тратим половину этих денег на закупки того, что необходимо больнице. За кремацию вашего друга я получила триста песо. Не помню уже, на что пошли его сто пятьдесят, — именно его. Хотя, постойте, соврала, помню. Я купила на них костыли, которые стоят в коридоре. К нам тогда привезли парнишку с очень неприятным переломом. Брат его подружки избил беднягу лопатой. Я почти уж собралась отправить его в Техакес, к хирургам. А до поры до времени зафиксировала бедренную кость с помощью купленной в хозяйственном магазине фанеры и клейкой ленты. И кость срослась. — В голосе доктора звучало изумление. — Курам на смех.

— Я рада, что эти деньги пошли на благое дело, — сказала Глория.

— Да, пошли.

Доктор направилась к двери.

— Оставайтесь здесь, сколько вам захочется, — сказала она, выходя в коридор.

Это прозвучало как просьба.

КАРЛОС, ВСЕ ЕЩЕ ГОЛЫЙ ПО ПОЯС, СТОЯЛ У «ДОДЖА», сцепив за спиной руки.

— Я заходил внутрь, — сказал он, — но тебя там не было.

— Я разговаривала с доктором.

— И?

— Дай-ка сначала посмотреть.

Карлос показал ей руки. Шезлонга больше не было, цепочку перерезали, однако наручник с тремя болтавшимися на нем звеньями так на запястье и остался.

— Пришел я туда — ну сама скромность, — начал Карлос, — но стоило мне показать все парню, который стоял за прилавком, он как заорет кому-то в глубь магазина: «Иди-ка, глянь!» Ну ладно, однако потом он зазвал в магазин всех, кто разделывал снаружи древесину. Вот тут мне пришлось туго.

Глория засмеялась.

Карлос продолжал:

— Начали они спорить, как лучше избавить меня от шезлонга. Один притащил напильник по металлу. Другой говорит: «Этак он тут три недели проторчит». Еще один гений предложил сжечь цепочку кислотой. В итоге остановились на ножовке. Работали они осторожно, чтобы руку мне не рассадить. Но, впрочем, ножовка оказалось дерьмовой — переломилась. Пришлось мне за нее заплатить.

— Надеюсь, ты с ними хотя бы поспорил.

— Это с тридцатью-то дровосеками? Нет уж, спасибо. Потом один из них принялся рассказывать о своем знакомом, который бежал из тюрьмы и попытался избавиться от кандалов, положив их цепь на рельс железной дороги. Ну и затянуло его под поезд, говорит. В мясной фарш изрубило.

Глория поморщилась.

— Тут все полезли ко мне с вопросами, как я-то в наручнике оказался. «Ты кто, преступник? Что ты натворил?» Я говорю — да это меня береговая охрана задержала. И прицепила к шезлонгу — такое у них принято наказание.

— А станка какого-нибудь, чтобы металл резать, у них там нет?

— И салазковая пила у них есть, и ленточная, но хозяин магазина использовать их не захотел. И я его не виню, потому что без полотна для резки металла он бы их только попортил. А то и руку мне отхватил. В конце концов кому-то пришло в голову воспользоваться топором. Чтобы меня хотя бы от шезлонга избавить. Положили они цепь на большую деревянную колоду — вроде плахи, — и главный их здоровяк перерубил ее. Топор, конечно, пострадал, пришлось мне и за него заплатить.

Карлос нагнулся, вытянул из-под машины шезлонг и топор.

— А рубашку-то ты почему не надел? — спросила Глория.

— Совсем уж собрался, — ответил он, — но подумал, что без нее я тебе понравлюсь сильнее.

Она улыбнулась:

— Замерз же, наверное.

— Уже девяносто градусов, Глория. Впрочем, как скажешь.

Он сдернул с поясницы завязанную на ней рубашку, натянул ее. Чуб его встал торчком — совсем как у Карла. Глория провела по чубу ладонью, пригладив.

— Вот так я провел утро, — сообщил Карлос. — Так что она тебе сказала?

— Кто?

— Доктор.

— Почему ты решил, что доктор — она?

— Догадался. Я человек прогрессивно мыслящий.

— Ну, в общем, да — она. Залезай в машину, и я тебе все расскажу. Нам придется еще раз побеседовать с Teniente.