Читать книгу - "Черная башня - Луи Байяр"

Кивнув, она возобновляет свою работу. Можно лишь удивляться, какая сила до сей поры дремала в этих белых руках с тонкими голубыми прожилками.

— Если у вас есть неотложные дела, мадам, то когда его состояние изменится, я буду рад сообщить вам.

— Благодарю, но я предпочла бы остаться здесь. Если вы не возражаете.

Она проводит с братом весь день. И ничто ни в ране Шарля, ни в перевязках не вызывает в ней даже минутного отвращения. Она выполняет все необходимое столь спокойно и методично, что я неоднократно ловлю себя на мысли, не в этом ли заключено ее истинное призвание?

Мне приходит в голову, что именно этого она добивалась все те долгие месяцы в Тампле — возможности ухаживать за братом. И теперь, наконец, такая возможность ей представилась.

Она ни разу не выразила желания обратиться за помощью к придворному врачу.

В четыре часа пополудни является мамаша Видок. В руках у нее колоссального размера поднос.

— Прошу вас, мадам герцогиня. Здесь бисквиты и чайник чудесного чая с лепестками хризантем. Вам надо подкрепиться. Вот вода для нашего пациента, когда проснется. Рюмка черносмородинного ликера для доктора. Пейте, ешьте, мои дорогие. И вот еще простыни. Раздерите хоть все, телу ведь не нужно больше одной зараз…

Несколько минут спустя, заглядывает Жанна Виктория. Вместо приветствия сухо кивает.

— Нужно расстегнуть ему рубаху, — замечает она. — Чтобы было легче дышать.

Одарив меня ценным советом, она выходит. Однако не без того, чтобы отдать дань уважения женщине в черном: у самой двери Жанна Виктория останавливается и приседает в порывистом реверансе.

Я улыбаюсь, но не из-за ее неловкости, а из-за того, что в этот момент особенно выпукло проступает невероятность самой мизансцены: в одной комнате сошлись герцогиня, жена пекаря и любовница вора, и все трое, каждая по-своему, ухаживают за пропавшим королем. Такое в Париже случается не каждый день.

На следующее утро у Шарля появляются первые признаки нагноения раны. Я применяю все средства, положенные в таких случаях. Примочки с хлором, «адский камень». Кровопускание, пиявки. Инфекция продолжает распространяться.

Несколько дней спустя герцогиня во время перевязки чуть не падает в обморок — такая вонь исходит от разлагающихся тканей. Судорожно прикладывая к лицу носовой платок, она смотрит на почерневшую, сочащуюся жидкостью кожу.

— Гангрена, — говорит она.

Полсекунды я думаю, не солгать ли, но меня останавливает ее прямой взгляд:

— Что вы предлагаете?

Я затрудняюсь дать определение тону, которым она произнесла эти слова. В нем нет ни ярости, ни тени снисходительного высокомерия. Она искренне хочет знать ответ, и я тот самый человек, от которого она его ждет. Я не успеваю даже задаться вопросом, как бы на моем месте поступил отец.

— По моему мнению, следует ампутировать кость до места выше гангрены.

— Ампутировать кость…

Она бросает взгляд на кровать, проверяя, не слышал ли этих слов пациент.

— Некроз слишком распространился, — объясняю я. — Удалив разложившиеся участки и еще немного здоровых тканей, мы, надеюсь, спасем ему руку.

— А его? — Она смотрит мне прямо в глаза. — Его вы спасете?

— Пожалуй, его шансы повысятся до пятидесяти процентов удачного исхода.

Она набирает полные легкие воздуха и, глядя на Шарля, мечущегося в лихорадке под одеялом, решительно выдыхает.

— Как скажете, — заключает она.

Операцию проводим в это же утро. Жанна Виктория фиксирует Шарлю ноги. Видок стальными руками обхватывает его туловище, а хозяйка дома держит лампу. Герцогиня, невзирая на все попытки отговорить ее, вызывается ассистировать — подавать щипцы.

Я усыпляю Шарля щедрой дозой опиума, но как только хирургическая пила начинает свое дело и добирается, миновав слой омертвевших тканей, до живой кости, эффект наркотика почти проходит. Тело Шарля выгибается. Теперь у него идет кровь горлом, он кричит, открывая рот так, что видно мягкое небо, и его воплям нет конца.

— Эктор, — взывает Видок, взмокший от усилий, требующихся, чтобы удержать больного, — нельзя ли побыстрее?

На этот раз, слава богу, удалось обойтись без дегтя. Жгут замедляет кровотечение настолько, что становится возможным лигировать сосуды. Шарль же, после дополнительной дозы опиума, погружается в беспокойный сон.

В течение двух дней температура у него неуклонно растет, изредка падая лишь для того, чтобы повыситься снова. Опять кровопускания, опять пиявки. Новые простыни, разрываемые герцогиней. Еще перевязки. Она прикладывает охлаждающие компрессы ко лбу Шарля, на самые безумные его вопли отвечает хрипловатым воркованием. Ее даже не передергивает, когда на второй день он исполняет — трижды — ту самую непристойную песенку, которой угощал в достопамятную ночь нашего веселья пале-рояльских проституток.

Все же по большей части его репертуар состоит из стонов и воплей. Однажды ночью я, разбуженный душераздирающим криком, срываюсь с койки и бросаюсь к его постели. К удивлению, он, впервые за последнее время, спит безмятежным сном праведника. Секундой позже темноту прорезает новый крик, пронзительнее первого.

Я зажигаю лампу и крадучись выхожу в коридор. Дверь в комнату Видока приоткрыта примерно на тридцать сантиметров, и в просвете я вижу довольное лицо распростертой на постели обнаженной Жанны Виктории. Сверху на нее навалился великий Видок, заросший шерстью, всепоглощающий, божество в облике человека.

Я слишком ошарашен, чтобы сообразить отвернуться или хотя бы спрятаться. Донельзя учтиво, Видок цедит голосом сытого котяры:

— Прикрой-ка дверь, малыш.

Когда он спускается к завтраку на следующее утро, я сижу, ковыряя вилкой омлет с сыром и луком. На все вопросы о состоянии пациента отвечаю односложно и не желаю встречаться с ним взглядом.

— О-хо-хо, — вздыхает он. — Дуемся? Не знал, что должен спрашивать разрешения у вас, прежде чем трахнуть женщину в собственной кровати.

— Она не просто женщина.

— Что правда, то правда! — Он ухмыляется во весь рот.

Я толкаю масленку в сторону Видока. Бросаю в него салфеткой.

— Пообещайте мне одну вещь, — говорю я.

— Какую?

— Вы правильно поступите с ее ребенком.

— С ребенком?

— Ну да, с младенцем, девочкой. Помните, в квартире Пулена?

Он смотрит на меня во все глаза.

— Младенец умер от оспы, Эктор. Не прошло и десяти дней с тех пор, как мы у них побывали.

— Но она… нет, Жанна Виктория сказала, что ребенок с ее братом. В Исси.

— Ну да, там они оба и лежат. Кому знать, как не мне, я оплачивал похороны. Ну, хватит, не надо так смотреть. Жанна Виктория сделана из материала покрепче, чем любой из нас. Она выдержит.